«Кристалл-72»
Владимир Колотухин

Летчики 32-го гвиап Владимир Колотухин (слева) и Олег Державин (справа)
у самолета МиГ-23М. Шаталово, середина 1970-х

В начале осени 1972 года, как всегда – неожиданно, 32-му гвардейскому авиаполку, базировавшемуся на аэродроме Шаталово Смоленской области, была поставлена задача быть готовыми выполнить пилотаж на двух самолетах Миг-23С во время показа в Жуковском.
Надо сказать, что действующие к тому времени ограничения по самолету МиГ-23 фактически «развалили» групповую слетанность. Все полеты, как правило, велись в разомкнутых боевых порядках. Спасали традиции полка. «Старики» на свой страх и риск продолжали обучать «молодежь» премудростям группового полета.
На показ была определенна группа из трех летчиков: Баданов Анатолий Георгиевич, Немчинов Лев Геннадьевич (оба летчики 1-го класса) и… я, Владимир Колотухин. Для меня, пилота 3-го класса («классность» – общая «беда» всех летчиков пришедших в наш 32-й гвардейский авиаполк после 1967 года), это было несколько неожиданно и почетно. Правда, к тому моменту, когда приказ был «доведен» до летного состава полка я уже догадался о его содержании. Незадолго до этого оба аса – Баданов и Немчинов, – зажав меня «в темном углу», популярно объяснили тонкости процесса выработки решения на проведение показа. Тонкостей было много, но основное сводилось к тому, что нужен «надежный запасной» летчик, который перегонит запасной (третий) самолет и сможет пилотировать с любым из асов в случае отказа «материальной части» или «здоровья» у одного из них. «Надежным запасным» в приказе буду «фигурировать» я.

Летчик 3-го класса старший лейтенант Владимир Колотухин. Шаталово, начало 1970-х гг.

Слушая Баданова, я заметил веселый блеск в его глазах и понял, что все не так просто… В конце беседы Анатолий Георгиевич, улыбнувшись и убедившись, что я согласен, «предоставил слово» Немчинову. Тот, положа мне руку на плечо, сугубо доверительно произнес: «Володя, ты зря рассчитываешь, что будешь запасным… Пилотировать с Анатолием будешь ты, а я – старый для «высокого цирка» и, надеюсь, ты на меня не обидишься. Но о нашем решении знают только три человека», – Лев Геннадьевич немного помолчал, многозначительно обведя глазами нашу «троицу», и продолжал, – «И не знает даже старший группы». У меня перехватило дыхание от волнения… Я встал и не громко произнес: «Спасибо за доверие!»
На тренировках в Шаталово я летал «в полном объеме» и с Бадановым, и с Немчиновым. По прилету в Жуковский нам уточнили задачу. Весь показ в рамках «мероприятия» «Кристалл-72» был рассчитан на демонстрацию «высокому начальству» новейших образцов отечественной авиационной техники. На тренировках будут присутствовать Главнокомандующий ВВС и Министр авиационной промышленности.
Первоначально от нас требовалось лишь проиллюстрировать слова дикторского текста: «Летный состав начал осваивать в частях новую авиационную технику.» Т.е. взлететь и сесть! «Но когда «местное руководство» увидело ваш проход, роспуск и ознакомилось со схемой выполнения вашего задания», – комментировал события тепло встретивший нашу группу шеф-пилот «фирмы Микояна» Александр Васильевич Федотов, – «было принято решение разрешить вам выполнять свою схему полета и изменить текст, который будет сопровождать показ, добавив комментарии по ходу полета».
О показе можно вспоминать долго… Такое количество новой авиатехники, летчиков-испытателей – «звезд» авиапрома, легендарных военноначальников я увидел впервые, и по счастливой судьбе, не в последний раз. А тогда … я был очень доволен, что вижу снова своего кумира Федотова.
Александр Васильевич «выпросил» нашу «троицу» у старшего шаталовской группы (а им, согласно приказу, был Николай Алексеевич Румянцев) и увез на «Волге» к себе домой. Проведя маленькую экскурсию по своей квартире и познакомив со своей очаровательной супругой, Александр Васильевич провел нас в небольшую комнату, в которой мое внимание привлекла еще не законченная картина, выполненная маслом. Заметив мой интерес к картине, и выяснив, что я сам немного рисую, Федотов с удовольствием показал еще несколько своих работ, рисунков и набросков.
Затем, усевшись за уютный журнальный столик, «старики» начали дегустировать коллекционное вино, а мне, учитывая, что «выполняю самую ответственную в группе работу» пришлось соблюдать условия «сухого закона». Александр Васильевич тут же, по случаю, рассказал историю как после «полета на рекорд» и «грандиозного банкета» ему пришлось выполнять новый полет, так как «что-то не вписалось в зачет». «Володенька, ты даже не представляешь, как тяжело даются мировые рекорды», – смеясь, рассказывал Федотов.
Супруга Александра Васильевича персонально для меня принесла фруктовый коктейль со льдом. Мне выдали стереонаушники и по рекомендации «шеф-пилота» я закрыл глаза и … «погрузился» в мир маленького парижского кафе. Слева и справа от меня разговаривали посетители, изредка слышалась русская речь. За соседним левым столиком кто-то уронил фужер и стеклянный шорох разбегающихся по мраморному полу осколков, как мне показалось, остановился у моей ноги. Рассмеялась какая-то посетительница кафе. Ее наверно рассмешил мой испуганный резкий поворот головы в сторону упавшего и разбившегося фужера… Открыл глаза. Федотов улыбался и смотрел на меня. Я показал пальцем на фужер: «Разбили…» Александр Васильевич кивнул, «перевел» мой жест «старикам» и показал – «закрывай глаза». Я – «не выездной». Такова специфика моей работы. Я никогда не буду сидеть в парижском кафе. Но сейчас… Я в Париже. Я слушаю песни русских эмигрантов в маленьком французском кафе…

Тренировки к показу проходили в напряженном ритме. Почти на каждой из них присутствовали Главком ВВС Главный маршал авиации Павел Степанович Кутахов или Министр авиационной промышленности (МАП) Петр Васильевич Дементьев. Наш Главком разборов полетов не проводил, он «оставлял замечания», которые передавали нам как «руководство к действию». В основном его замечания были связаны с ограничениями «в целях безопасности». Комплекс нашего выступления ему, видимо, понравился, но произошедшие ранее в ВВС ЧП заставляли ставить во главу угла безопасность. «Летчики не должны рисковать. Убрать форсированный вираж, убрать предельно малую высоту», – Главком охлаждал пыл «местных начальников», которые считали наш комплекс эффектным.
Прекрасно понимая, что «приказ командира – закон для подчиненных», и желая снять моральную нагрузку с нашего любимого Главкома, посовещавшись, мы приняли решение. Сказал «убрать» – убрали … из дикторского текста слова «форсированный», «на предельно малой высоте»… Но в комплексе менять ничего не стали и продолжали отрабатывать «чистоту полета».
На следующий день Кутахов приехал на тренировку без предупреждения. В это время мы с Бадановым были в воздухе и нам не сообщили о прибытии Главкома. Может быть и к лучшему? Главный маршал авиации не отрывая глаз, молча, наблюдал за нашим полетом и слушал дикторский текст. Руководитель полетов позднее рассказывал: «Он повернулся ко мне только после того, как последний из вас зарулил и выключил двигатель на стоянке. Усталые глаза остановились на мне. Я ждал «эмоционального» взрыва. Кутахов о чем-то подумал, глубоко вздохнул и улыбнулся: «Хорошо … больше изменять ничего не надо… Молодцы… Спасибо всем! Только, что б не перестарались!»
Министр авиапрома Дементьев был в своей «вотчине» и иногда сам проводил начало разбора. Человек, не лишенный эмоций, лично знавший многих «звезд», участвующих в подготовке к показу, очень сдержанно и вежливо (по армейским меркам) делал не лишенные юмора замечания.
В одном из «эпизодов» тренировки Федотов и Фастовец решили попробовать эффектный взлет. Вырулив парой на ВПП, в общем-то, на разных самолетах (Фастовец – на самолете МиГ-23М, Федотов – на МиГ-23Б) и включив форсаж, они начали одновременный взлет. Далее события развивались со скоростью звука. Если самолет, пилотируемый Фастовцем, стал выполнять уже привычный крутой набор высоты, то самолет Федотова, оторвавшись от земли, начал энергично «заваливаться» на крыло в сторону трибуны для гостей. Зрелище не для слабонервных! Закончился этот «номер» «координированным виражом» на «предельной высоте» почти вокруг трибуны. Мы с Бадановым, не посвященные в особенности «номера», держались за сердце. А что испытал в этот момент Дементьев, мы узнали на разборе. Жалко, что не сохранились магнитные записи разбора, но это звучало примерно так:
– Где эти орлы?! Так…! Фастовец – садись! Дорогой Александр Васильевич, ты, что же, хочешь меня … (далее последовал набор «специфических авиационных «терминов») … в гроб вогнать раньше времени?!? Вы же все знаете, что у вашего министра нет здоровья смотреть на ваши фокусы… Я вас всех жалею, многое прощаю, а вы меня – не любите!
– Любим! – Федотов попытался разрядить обстановку, вызвав сдержанный, но не продолжительный смех.
Министр выдерживает паузу.
– Федотов! Я только прилетел «оттуда», где двое «любящих меня» и хотевших «повеселить», взяли и прыгнули… Меня после этого приводили в чувство… А тут ты! Я, понимаете ли, читаю программку: Ага! Знаю этих «ореликов»! Поднимаю от бумажки глаза и вижу – валится один из двух! Взглянул на РП, а он за … держится!
Сдержанный смех присутствующих. Руководитель полетов начал оправдываться, дескать «держался», но… за микрофон. Смех перешел в хохот.
– Садись, Александр Васильевич. Мальчики! Берегите себя! И я дольше жить буду… Ну, дайте немного времени порадоваться возрождению авиации… Да! А где наши военные? – Мы вскочили со своих мест. – Здесь… Сидите, пожалуйста. Хорошо, спокойненько работают… – Министр улыбнулся. – Энергично, красиво. Спасибо!
«Спокойненько…» Наш комплекс давался мне и Баданову не легко. Не будет большим преувеличением сказать, что мы его выстрадали. В нем было тайное и явное. Тайное – на свой страх и риск мы перенесли все, накопленное на «двадцатьпервых» в сомкнутых боевых порядках, на «двадцатьтретий». Это было осторожное, проигранное сначала на земле и только потом в воздухе, прощупывание возможностей самолета. Тайное еще, наверное, и потому, что мы «жалели нервы» наших начальников: на первом этапе МиГ-23 иногда проявлял не предсказуемый характер.
Явное – слетанная пара. Мы с Анатолием Георгиевичем понимали друг друга с полуслова. Очень часто, чтобы не выходить в эфир, использовали сигналы, подаваемые эволюциями самолета. Когда Баданов показывал «выйди вперед» – я выходил и начинал пилотаж, а ведущий занимал место ведомого, тренировался сам и проверял трудные моменты, которые проявились у меня в процессе пилотажа.
И еще. Мы решили за основу взять комплекс одиночного пилотажа. Учитывая, что он выполнялся на пределе энергетических возможностей самолета, наш радиообмен был уникальным: иногда ведомый управлял ведущим. Мои команды носили в основном характер просьбы: «Прибери!», «Можно добавить!», «Ослабь!», «Подкручивай»…
На последней тренировке и перед показом нам «раскачали» самолеты – слили две тонны топлива. Фантастика! Самолет, облегченный до предела, творил чудеса!

В день показа в назначенное время, запустив двигатели и подрулив к ВПП не далеко от трибуны, мы ждали, когда последний самолет освободит полосу и нам разрешат занять легендарную «бетонку». Я не отрывал глаз от кабины ведущего. Он жестом показал в сторону трибуны. Повернув голову, я увидел приближающийся на большой скорости к трибуне самолет. Еще через мгновенье он пронесся над трибуной. Наши самолеты слегка тряхнуло… Баданов оглянулся на меня, улыбнулся и покачал головой. Я понял и ответил кивком: «Капельку перестарался друг, протащил «скачок».
После разрешения РП выруливаем на полосу. Не хотелось бы утомлять читателя деталями техники взлета парой, но о выстраданных нами особенностях все-таки необходимо упомянуть. Так, например, включение форсажа производилось после страгивания самолета с места на максимальном режиме работы двигателя во избежание резких бросков. Особенно броски опасны, если самолеты стоят на полосе группой. Розжиг форсажа происходит по-разному. При подготовке профессиональных пилотажных групп вопросу подбора двигателей с одинаковой тягой и синхронности включения форсажа уделяют большое внимание. Но на боевых машинах – «не до жиру».
Итак, мы на полосе. Получено разрешение на взлет. Баданов подал команду «Выводим!» Бросил последний взгляд на указатель оборотов, стрелка устойчиво показывала 100%.
– Готов!
– Пошли!
По этой команде «бросил» тормоза. Все внимание на ведущего. Все, как он! И только синхронно! Адриналин в крови. Не обгонять – не отставать!
– Включаем форсаж… Раз-з-з-з!
РУД (рычаг управления двигателем) «пошел» вперед. Все по ощущениям! Почувствовал небольшой «провал» тяги и, почти сразу, толчок – включился форсаж у моего самолета. Форсажный факел появился и на машине Баданова.
– Взлетаем!
Уникальный взлет! Такое только на облегченных («раскаченных по топливу») самолетах: подъем носового колеса совпадает с отрывом от земли!
– Шасси!
Кран шасси – «на уборку».
– Закрылки!
Убирал. Самолеты слегка покачиваются. Держаться!
– Убрано! Нейтрально! – Проинформировал я ведущего.
– Выключаем! Разворот вправо!
– Понял!
Факел форсажа у ведущего начал уменьшаться. «Прибрал» свой. Мне надо «стоять на месте». Мы в районе трибуны! Баданов плавно и энергично ввел в разворот. Я не видел трибуны. Я должен видеть только ведущего! Но я знал, что сейчас на нас смотрят с трибуны. «Они» видели вблизи два истребителя третьего поколения, пролетавших на скорости 500 км/час на расстоянии друг от друга около десяти метров с крылом стреловидностью 16°.
– Разворот влево!
– Понял!
Баданов переложил свой самолет в противоположный крен. Я «переполз» к нему «по живот», а потом перешел на внутреннюю траекторию и этим «облегчил» себе жизнь. Появляется небольшой запас по тяге.
– Слева на месте! – Предупредил ведущего.
– Наблюдаю! – Он видел меня в зеркало бокового обзора.
После этого Баданов мог энергично продолжать разворот на максимале. Я не отстану. В конце разворота установили крыло 45°. Разгон! Скорость нужна не больше 800 км/час. Подойдя к трибуне, и начав плавный разворот, мы демонстрировали «свои животы» и измененную стреловидность.
Дальше … форсированный вираж! Из дикторского текста убраны «лишние» слова. Но «это» – оставалось наиболее трудным «пунктом» нашей программы. Именно в месте я иногда «командовал», просил «прибрать» или «добавить». С концов крыльев срывались вихревые потоки. С земли должно было выглядеть красиво.

МиГ-23 с блоками УБ-32 в полете.

В конце виража «придавили» скорость и установили крыло снова 16°. После разворота погасили скорость до 450 км/час и выпустили закрылки. Мимо трибуны прошли на малой скорости. Контрастно!
На заключительном этапе – проход с крылом 72° на максимально допустимой скорости. Важно было не перестараться! Самолет без особых усилий на форсаже мог «проскочить» на сверхзвуковую скорость. – «Получки стеклить выбитые витрины не хватит!»
Баданов выполнил «крайний» доворот (летчики не любят говорить слово «последний») и мы зашли на крайний проход. Стреловидность – заданная. Я «подсосался» до интервала 5 метров. Предупредил ведущего:
– Рядом!
– Понял… Превышение!
– Понял! – Занял «превышение». А фактически встал в одну плоскость с ведущим.
– Справа, на месте!
– Наблюдаю! Добавляем….
Начались маленькие «хитрости». Баданов плавно снизил высоту до 50 метров. С трибуны, к которой мы в этот момент приближались, это почти не было заметно. Надо «жалеть нервы» начальников! Обороты он добавлял осторожно, следил за скоростью. Необходимо было иметь небольшой дефицит скорости, т. к. после включения форсажа можно легко «проскочить» на сверхзвук. В этот момент по просьбе Главкома на трибуну через динамики начал транслироваться наш радиообмен.
– Форс-а-а-аж… Раз!
Неведомая сила бросила самолеты вперед. Энергично перешли на «вертикаль». Задержал дыхание. Мы, должен признаться, летали без противоперегрузочных костюмов. Перегрузка около «пятерки». Фиксация «горки 60°», перегрузка «ушла». Можно было «сделать круче», но … важно «выдать» большую высоту за кратчайшее время. «По просьбе…!». Баданов, не успев перевести дух, начал «работать в эфир».
– Высота – 1000 м! … 2000! … 6000! …
Я на мгновенье сдвинул РУД немного назад и снова «поставил» вперед. Нужно потихоньку отстать. На этой высоте с «таким» крылом следовало быть максимально осторожным! Мы выполнили полубочку, чтобы уменьшить угол набора. Скорость упала. Крыло 72° «не любит» малую скорость.
– 7500! Набор закончил! Устанавливаем 45°!
Последняя команда для меня. Установил крыло 45°. В этот момент на трибуне «выключали секундомеры» и обсуждали скороподъемность. Баданов меня в этот момент не видел. Успокоил его.
– Наблюдаю!
– Понял. Тормоза… По скорости – крыло 16°!
Теперь мы нацелены на точку третьего разворота. Нас никто «в шею не гонит», но на земле ждали нашей посадки. Слежу за ведущим. Пошли тормоза. Крыло пошло. А вот, пошли и шасси! Да, «молча»! Мы так отрабатывали. «Надо жалеть нервы начальников!» Нам необходимо потерять высоту к третьему развороту. Получилось! Между нами не больше 50 метров. На посадку парой существовал официальный запрет. Мы опять немного «схитрили». Учитывая уникальность по длине и ширине взлетной полосы Жуковского, мы планировали на «разных» скоростях. Полосы коснулись почти одновременно, но между нами было около четырехсот метров.
Нашей паре специально «выложили» посадочное полотнище. Посадка на траверзе обеспечивала хорошую «видимость» с трибуны. Баданов сел точно у полотнища, в момент касания полосы выпустил парашют, обозначил энергичное торможение и «освободил» полосу. Убедившись, что мой парашют тоже вышел нормально, на всякий случай я опробовал тормоза коротким нажатием, а энергичное торможение выполнил только напротив трибуны.
На стоянку зарулили одновременно, одновременно выключили двигатели, одновременно открыли фонари. «Боевая пара!» С трибуны за нами наблюдали… «Знай наших!»
«Получение замечаний» от ведущего было неожиданно прервано. Словно из-под земли появился черный спортивный «форд» выпуска начала шестидесятых годов: вертикальные аэродинамические гребни, прижатый к земле кузов, огромные фары и яркие, слепящие стоп-сигналы производили неизгладимое впечатление.
Из машины буквально вылетел Олег Васильевич Гудков: «Орлы! Живо на построение!» Он усадил нас в свою машину и мы понеслись по взлетной полосе к месту проведения наземного показа. Утонув в мягком кожаном, полулежащем, как мне показалось, прямо на бетонке кресле и, глядя на «бешеную» стрелку спидометра, я не мог избавиться от впечатления, что зацеплю «пятой точкой» любой первый попавшийся камушек.
Высокий «незнакомец» в черном плаще и черной шляпе быстро построил нас в две шеренги, предварительно потребовав от испытателей отогнать «всю иностранщину» (автомобили) на «не обозримое расстояние». Не грубо, но жестко, он «охладил» колкие реплики испытателей, которые, чувствовалось, хорошо его знали.
– Господа испытатели! Я прошу вас соблюдать серьезность! На вопросы министров отвечать коротко, содержательно и ни какой «отсебятины»!» – Он обвел глазами шеренгу испытателей. – Так! Хорошо. Всех знаю. Представлять вас буду я», – проследив за жестом Федотова, направился к нам, улыбнулся. – Я думаю, вы представитесь сами! Это будет выигрышней! – И опять, обратившись к «массам», продолжил:
– В связи с тем, что приехавший на показ Андрей Николаевич Туполев не совсем здоров, он не стал подниматься на трибуну, а наблюдал за полетами, не выходя из машины. После показа Гречко спустился с трибуны, подошел к машине Туполева и в настоящий момент беседует с ним. Я принял решение: в начале министрам представить вас, а уж потом пусть они идут и «щупают железки». «Их» надо «брать тепленькими», пока не испарился восторг от вашего выступления!
Я стоял в одном строю вместе с летчиками ЛИИ, с ведущими испытателями знаменитых авиационных фирм.! Впереди меня широкая спина Баданова. – «Как за каменной стеной!» – «У нас все получилось!» В теле приятная усталость. На душе – спокойствие и никакого волнения.
– Равня-яйсь! Смирно! – Прозвучал рапорт. – Вольн-о-о! – «Неплохо, командные навыки сохранены».
Большая группа маршалов и генералов, а также «солидных», облаченных в строгие темные «одежды», лиц следовала вдоль строя. Над группой возвышалась фигура Министра обороны СССР Маршала Советского Союза А.А. Гречко. Он здоровался и протягивал руку каждому представленному ему летчику. Иногда он задавал вопросы, внимательно, не перебивая, слушал ответ, благодарил и группа двигалась дальше. Один раз после вопроса маршала раздался дружный смех. Кажется, вопрос касался «больших скоростей» и «выбитых стекол». Мы с Бадановым переглянулись… «Это – не вы!» – успокоил нас Федотов.
– «Это тот, который прошел над трибуной перед вашим взлетом».
Группа лиц двинулась дальше.
– Заслуженный летчик-испытатель ОКБ Сухого Герой Советского Союза Илюшин Владимир Сергеевич!
– Заслуженный летчик-испытатель ОКБ Туполева Герой Советского Союза Елян Эдуард Ваганович!
Группа неотвратимо приближалась к нашему «флангу». Форменное плащ-пальто, тщательно отглаженное, подчеркивало статную фигуру Министра обороны Гречко. Я с интересом разглядывал «блёстки» на огромных гербах на погонах Министра. Завязанный «не по форме», вокруг шеи, зеленый шарф вносил своеобразный элемент «вольности», не портил общей картины. «Симпатичный мужик, наш Министр». – Подумал я. – «Наверное, женщины от него без ума».

Заслуженный летчик-испытатель СССР Герой Советского Союза А.В.Федотов

– Заслуженный летчик-испытатель ОКБ Микояна Герой Советского Союза Федотов!
– Рад Вас видеть, Александр Васильевич. – Министр протянул руку шеф-пилоту.
«Незнакомец» в черном сделал шаг в нашу сторону. Подмигнул нам и несколько обыденно произнес:
– Ну, а это – летчики 32-го гвардейского авиаполка, которые начали осваивать МиГ-23.
Он положил руку на плечо Баданову. Ведущий мгновенно «включился»
– Командир авиационной эскадрильи 32 гвардейского полка майор Баданов!
– Здравствуйте, Баданов! – Гречко пожал руку. – Хорошая работа! Туполеву очень понравилось. Просил Вас поблагодарить!
«Незнакомец» осторожно берет Баданова под локоть, и тот делает шаг в сторону. Теперь моя очередь «включаться»:
– Старший летчик 32-го гвардейского полка капитан Колотухин!
– Здравствуйте, Колотухин! – Министр протянул руку.
– Здравия желаю, товарищ Маршал Советского Союза! – И пожал руку Министра.
«Сопровождающие лица» негромко одобрительно засмеялись.
– Молодец, Колотухин! Не тяжело было?
– Нет… Машина хорошая!
Смех проявился громче. Федотов, незаметно для окружающих, одобрительно хлопает меня по спине. Стоящий рядом с маршалом с блокнотом в руках генерал, оторвав от меня свой пристальный взгляд, повернул голову к министру: «Капитан. Летает хорошо, а знак класса - «третий»…
Воцарилась «мертвая» тишина. Мысли понеслись с быстротой молнии. «Хана! – подумал я, – сейчас моим командирам будет «выдана дыня» за то, что пилотировал «третий» класс. Домой «поедем поездом!». Примерно те же мысли в это же время «посетили» и моего ведущего. Гречко посмотрел на «первоклассную птичку» Баданова, потом оглядел всех присутствующих.
– А где… Кутахов?
Толпа сопровождающих энергично «раскатилась» и в образовавшийся проход стало видно двух главкомов: ВВС и ВМФ. Кутахов и Горшков мирно беседовали, разглядывая красавец-корабль Ту-22М. Главком ВВС оглянулся и быстро направился в нашу сторону.
– Павел Степанович! – В глазах Гречко мелькнула озорная искорка. – Летчики у тебя летают хорошо, а класс – «третий»!
Кутахов, мгновенно среагировав, повернул Баданова грудью к министру.
– Первый!
– А ведомый?
Главком медленно отодвинул Баданова в сторону. Взгляд его скользнул по моей «птичке» и «воткнулся» в меня. Я почувствовал легкий холодок в «неопределенном» месте. – «Ну, начинается!»
– Сколько осталось «на второй»?
Я начал сбивчиво перечислять свой налет.
– Баданов! Как только освоит «типовые атаки», оформляйте на класс!
– Товарищ Главнокомандующий! Колотухин освоил «свободные воздушные бои». Сейчас немного волнуется. А до оформления ему не хватает «одного ночного перехвата».
– Капитан Колотухин! Поздравляю вас с присвоением квалификации «военный летчик 2-го класса»!
Я ответил «как положено», пожал руку Главкому, но никак не мог остановить «дрожь в коленках». Дружные и продолжительные аплодисменты и поздравления несколько успокоили меня. Но Министр обороны продолжил «диалог».
– Приятно присутствовать при награждении. Заслуженное награждение. Но… поторопился! Я хотел сразу первый класс присвоить…
Для такого случая, могу, снять «второй», – быстро «нашелся» Кутахов.
Гречко уже смеялся.
– Нет, Павел Степанович! Уж больно крамольно получается: Главнокомандующий – «снимает», а Министр обороны – «награждает?!»
Теперь уже смеялись все. Баданов наклонился к моему уху: «Вова! Пора смываться! А то, не ровён час, у меня класс снимут!» Гречко заметил движение в нашем «стане».
– Баданов! А по отказам много простаивать приходится?
Лицо нашего Главкома мгновенно стало серьезным. Баданов понял, что стоит «на минном поле»: «Шаг влево… Шаг вправо…»
– Бывает… изредка! Но ИАС мгновенно устраняет недостатки, да и представители МАП всегда рядом.
Все опять дружно рассмеялись. Гречко подошел ближе к Кутахову.
– Хороши гвардейцы! За мной дело не станет, я их тоже поблагодарю! Баданов! Из капонира на этом самолете выруливал? Федотов! Не подсказывай! Сам видел как «они» по тревоге выруливают?! Александр Васильевич, а скажи мне, «твой» самолет с «прямыми» крыльями в стандартный капонир входит?
Вокруг министра образовался тесный круг «собеседников». Баданов опять «зашипел» мне: «Вова! Не надо начальству «мозолить» глаза! «Рвём когти!». И мы тихонько «слиняли…».

На следующий день, попрощавшись с гостеприимным Жуковским, наша группа возвращалась домой в Шаталово. Используя уникальную ширину полосы ЛИИ, произвели взлет «тройкой». Сделали прощальный круг, убедились в нормальной работе матчасти и встали на заданный курс. И уже через десяток минут мы связались с нашим КП, который «говорил» голосом нашего командира полка Н.А. Власова.
Безоблачное небо, знакомый голос – все это приятно согревало душу! При подходе к «точке», мы обратили внимание на подкрадывающуюся облачность. Предупреждение командира «топливо не подрабатывать» несколько озадачило, но не испортило нашего настроения. «Возможно, командир хочет, что бы мы сделали несколько проходов?» – Пребывая в «приподнятом» настроении, подумал я.
Выведя на приводную станцию, нас заставили заходить на посадку «с прямой», как это обычно делалось в сложных метеоусловиях. Первым ушел из строя Баданов, за ним, строго через равные промежутки времени Немчинов и я. Выйдя на глиссаду снижения, и доложив о выпуске шасси, стал готовиться к пробиванию облачности. «Сейчас ярко светит солнце, но как только войду в облака создастся впечатление, что «нырну» в море, на дне которого я и живу». «Романтические» мысли были прерваны голосом Баданова.
– 403-й! Строго по глиссаде! Под облаками хорошо видно огни подхода! Прожектор справа от полосы!
«Это» было для меня было в новинку. Проверив приборы, я вошел в облака.
– 402-й, начало полосы наблюдаю, к посадке готов! – Сообщил голос Немчинова.
Облачность становилась все плотнее. Самолет стал «мелко» подрагивать. «Незначительная турбулентность», – подумал я. Прицел работал отлично, что позволяло изредка бросить взгляд вперед. «Все внимание на приборы! Сумерки! Дно океана!» – Звенит маркер дальнего привода. Взгляд на прибор высоты: «Железно! 200 метров! А полосы … нет!»
– 403-му, снижение к «ближнему» разрешаю!
И это в новинку! Неожиданно появляются огни подхода. Небольшой доворот. Успокаивая РП, радирую.
– 403-й, огни подхода вижу!
– На глиссаде!
– Вижу прожектор!
– Полоса левее!
– Вижу начало полосы! К посадке готов!
– Вас наблюдаю, посадку разрешил!
МиГ-23 коснулся полосы. По фонарю понеслись потоки воды. – «Вот это ливень!» – Из-под колес каскад брызг. Аккуратно притормозил и свернул на основную стоянку. У первого поворота стоял самолет Баданова с работающим двигателем. Баданов сидел в кабине с закрытым «фонарем». Следил за моей посадкой. Переживал! Мы зарулили на стоянку. Немчинов уже там, только что выключил двигатель. Ливень неожиданно стих. «Дно океана начинает светлеть». Облака становятся тоньше. Скоро появится солнце…
От вышки РП к нам, как глиссер, разбрасывая потоки воды, «летел» УАЗик Власова. Баданов доложил о выполнении задания.
– Мужики! Не держите зла на вашего командира! Я думал, да и по прогнозу, что ливень нас не заденет… Ну, за вас, асов, я не волновался… А за Владимира… у него же перерыв в «сложных»! Ну, Вовка! Обещаю, тебе первому пошлем «на класс»!
– Опоздал, командир! – Рассмеялся Баданов.
– Командир, можете поздравить «капитана Вовку»! Сам! Павел Степанович! Присвоил ему 2-ой класс! – Добавил от себя Немчинов.
– Молодец! Теперь для «молодежи» у нас стимул будет! Поехали на обед … по такому случаю! – Подвел итог командир.
Стимул! Стимул ли? Честно говоря, меня волновало, как отреагирует «молодежь». С одной стороны у меня не хватало только одного «ночного перехвата» и я шел по программе впереди всех. С другой стороны, все как-то слишком «легко» получилось. Но когда Власов собрал летный состав, все получилось не плохо. Он поблагодарил «за проделанную работу» Румянцева, Боданова и Немчинова и, как бы невзначай, не назвал мою фамилию. Конечно, кто-то «купился».
– А, Колотухин?
– Ах, да! Ваш Колотухин настолько «очаровал» нашего Главкома, что Павел Степанович «просто» присвоил ему 2-й класс.
Реакция «молодежи» была бурная и, я бы сказал, радостная. Володя Поздняков даже заметил «шуточно».
– Товарищ командир! Хватит «стариков» на показы пускать. Дайте нам класс заработать!
Кто-то из «стариков» мгновенно ответил.
– Командир! Пущай летают! – Дружный смех заполнил помещение.

Но… Как ни странно, всегда есть это «но»!»
Когда вопрос коснулся оформления моих «материалов на класс», один из замов отказался ставить свою подпись на документы. Аргументация была «железная»: «Он «грохнется», а с меня мой класс снимут!?» Я был в шоке. «Молодежь» притихла. Правда, Баданов меня успокаивал: Главком все помнит!»
Спустя несколько дней, на полковом построении Власов достал «маленькую синенькую книжечку» и зачитал ее содержание. – Это было мое удостоверение. Затем командир вызвал меня из строя и вручил удостоверение «военного летчика 2-го класса», успев громко, заглушая аплодисменты, прокомментировать: «Заработано большим потом и честно!» Я пытался улыбаться и сдерживал слезы.
Дома я вытащил «птичку» 2-го класса, подаренную мне Анатолием Андреевичем Васильевым. Это произошло, когда ему был присвоен 1-й класс. Вручил ее со словами: «Верю, что получишь «его» первым!». Я прикрепил «птичку» Васильева к «парадному» кителю, а на «повседневный» – «птичку» старого образца, подаренную мне моим отцом.
Через некоторое время большой группе нашей «молодежи» «за участие в показе авиационной техники» и «достигнутые успехи в боевой подготовке» был присвоен 2-й класс.


Подготовил к публикации Сергей Исаев
Сентябрь 2006 г.

Обсудить на форуме

©   Владимир Колотухин 2006