Саваслейка
Владимир Колотухин
Перелет
 Прошло
время…. Став инструктором, я практически не вылезал из задней кабины. На
групповые полеты с молодыми летчиками, особенно провозные (первые), летал
только сам. Инструктором второго самолета всегда пытался «выпросить»
Анатолия Георгиевич Баданова, ставшего к этому времени заместителем
командира полка. Он не отказывался, всегда шел на встречу. Мы были
единомышленниками в том, что «молодежь» должна уметь летать и в сомкнутых
боевых порядках.
Отрабатывая варианты перебазирования на другие «точки», нам часто
приходилось садиться на аэродромах других родов авиации ВВС и ПВО. В те
времена не было единого объединенного командования авиации ВВС и ПВО.
Военно-воздушные силы и Истребительная авиация ПВО строили свою деятельность
по различным боевым планам, решали различные задачи на специализированных
для этих целей самолетах.
Многое нас связывало с Саваслейкой, одним из аэродромов ИА ПВО,
расположенного на родине Ильи Муромца в Горьковской (Нижегородской) области.
В один из памятных мне дней 1974 года наш 32-й гвардейский авиаполк по
тревоге перелетал на этот аэродром, где должен был принять участие в
общевойсковых учениях. Перелет осуществлялся в СМУ (сложные
метеорологические условия).
В документах, регламентирующих летную работу, подробно описаны погодные
условия, полет в которых считается «полетом в СМУ». Одной из особенностей
полета в сложных метеоусловиях является полет «строго по приборам», что
позволяет (после длительных тренировок), как бы воссоздать не достающие
элементы визуального полета (линию горизонта, видимость ориентиров на земле,
место положения солнца и т.п.). Другой особенностью приборного полета
является появление «иллюзий». У пилота может возникнуть ощущение, что
самолет выполняет какие-то произвольные маневры, не соответствующие
показаниям приборам. Было время, когда летчику стоило только «заикнуться» о
том, что ему «что-то показалось» в полете, и он мог распрощаться с летной
карьерой по «состоянию здоровья».
В летной среде бытовала легенда, что в свое время в экспериментальных целях
были подготовлены и «выпущены в жизнь» около десятка летчиков-врачей,
которые ценой прекращения летной карьеры, доказали «нормальность»
возникновения «иллюзий» во время приборного полета. Поэтому целью длительных
тренировок было выработка у летчика умения сохранять спокойствие и
уверенность в показаниях приборов, умения определить возможный отказ
приборов и продолжить пилотирование по дублирующим приборам.
Во время полетов в СМУ взлет производился парами, а пробивание облачности
должно было производиться с размыканием по установленной схеме. После выхода
за облака и визуального обнаружения друг друга, пара собиралась и следовала
по маршруту. Надо признаться, что когда сбор пары затягивался, то
«подключался» командный пункт который подводил ведомого к ведущему. В старых
«канонах» существовал способ пробивания облачности хорошо слетанными парами
в сомкнутом строю, так как лишь в редких случаях плотность облачности
сокращала видимость до менее нескольких десятков метров. Ведомый в этом
случае пилотировал не по приборам, а «не отрывая глаз» от ведущего,
контролируя свое положение по самолету ведущего, выдерживая интервал,
дистанцию и заданное принижение.
В тот день в плановой таблице перелета ведомым у меня был определен Михаил
Королёв, с которым мы ранее хорошо отработали групповую слетанность. И хотя
Михаил, согласно боевому расчету, уже был ведущим пары, но во время учений с
целью подобрать в паре примерно одинаковый уровень летной подготовки
довольно часто практиковалось выполнение полетов в «ранее слетанных» боевых
порядках.
При подготовке к перелету мы с Королёвым подробно оговорили задание и
проиграли возможные нюансы полета и наши действия на сложных этапах. После
взлета с тем, чтобы поберечь нервы руководителей, мы вели «установленный»
радиообмен для полета «с размыканием», но на самом дел пробивали облачность
в сомкнутом строю. Выйдя за облака, Михаил радостно доложил, что «наблюдает»
меня. Я не менее радостно «разрешил» ему пристроиться и он, выждав
определенное время, «выложил» в эфир, что «место занял». Руководитель
полетов (РП), обладавший чувством юмора и, конечно, видевший наш вход в
облака, и подчеркивая, что видит все, прокомментировал в эфир: «Можно
рассредоточиться». Чтобы «выдержать марку» и не обозначать себя в эфире, я
«поводил» педалями из стороны в сторону (самолет в ответ «поелозил» на
месте), а Королёв, увидев знакомый сигнал, немного увеличил интервал и
дистанцию.
Наша пара набрала установленный эшелон около 10 000 метров. В спокойных
переговорах с командными пунктами, обеспечивающими наш перелет, прошло минут
двадцать полета. Солнце, четкая линия горизонта и две инверсионные «колеи»,
тянущиеся за нами. Красиво!
Михаил, выдерживая строй, успевал следить за навигационными приборами и
предупреждал меня, когда включалась коррекция от очередного аэродрома или
начинали устойчиво работать приводные станции на нашем маршруте. Боевой
порядок он выдерживал ближе к фронту, и мне не приходилось искать его ни в
перископе, ни в зеркале бокового обзора, достаточно было небольшого поворота
головы. Чудо, а не ведомый!
И вдруг «чудо» начало проявлять элементы беспокойства. Самолет Королёва стал
выполнять мелкие змейки то в горизонтальной, то в вертикальной плоскости.
При полетах в стратосфере, особенно «на крыле 16°» (со стреловидностью крыла
в 16°), это «не совсем удобно» – самолет идет на ограничении «по числу М».
«Число М» – наиболее выгодный для перелетов режим полета достигался на нашем
МиГ-23М на высотах близких к 11 000 метров при положении крыла 16º. Но полет
должен происходить только в определенном, очень маленьком диапазоне
скоростей. На меньшей скорости идти было нельзя – произойдет срыв потока и
самолет «свалится», на большей скорости – тоже нельзя – на крыле при
скорости обтекания набегающим потоком воздуха близким к скорости звука на
данной высоте (число М÷0.8) начинают формироваться скачки уплотнения
воздуха, которые приводят к тряске самолета и пилотирование резко
затрудняется.
«Что произошло у Михаила? Может, произошел отказ радиостанции, и он
привлекает мое внимание?» – Думал я. Ведомый развеял мои сомнения, «бросив»
в эфир безликую для посторонних фразу: «Смени кварц!» Я мгновенно перешел на
другой канал связи, который был оговорен нами при подготовке к перелету.
Обычно когда кто-то из ведущих хотел сказать «все, что думает»
провинившемуся ведомому, он переводил его на другой канал связи, чтобы не
слышало руководство полетов. Этот канал мы называли «каналом втыка».
Некоторые любители «жареного» также переходили на названный канал, слушали
радиообмен пары, а затем услышанное обрастало «добавками» и превращалось в
летные анекдоты.
Сменив канал связи, но, не озвучив его номер, мы оказались только вдвоем:
нам никто не мешал, мы никому не мешали. Михаил сообщил, что у него
произошел отказ курсовертикали (гироскопической системы, выдающей сигналы на
приборы о положении самолета в пространстве - С.И.), переход на аварийный
режим не привел к восстановлению работы отказавших приборов. Пробивать
облачность без этих приборов было практически невозможно. Даже выход в зону
для катапультирования стал проблематичен.
Мы вновь перешли на рабочий канал. Прослушали условия посадки. Учитывая, что
облачность была сплошная, но не плотная («в облаках спокойно, болтанки
нет»), принял решение пробивать облачность парой. Сейчас невозможно передать
все мысли, которые проносились в мозгу. Но я знал главное – если «не выдам»
на командный пункт готовое решение, то минимальный ущерб – потеря самолета,
а Михаил будет «добираться до аэродрома пешком». О худшем думать не
хотелось. Точку в моих рассуждениях поставил сам Королев: «Справа, на
месте!» Я повернул голову. Михаил стоял в сомкнутом боевом порядке. – «Я
готов!» Казалось, что он читает мои мысли. Я ответил ему кивком головы.
Выйдя на связь с руководителем полетов, коротко доложил о пришествии и тут
же добавил, что снижение буду производить парой. Последовала недолгая пауза,
и голос нашего любимого штатного РП Василия Михайловича Митина произнес:
«Снижение парой разрешаю!» Чего стоила ему эта фраза, он рассказал нам
позже, но в следующий момент после разрешения Митин нажал рычаг селекторной
связи и объявил «готовность №1» дежурному вертолету и поисковой команде:
пробивать облачность парой без размыкания на посадочном курсе, с выпуском
шасси и закрылков на МиГ-23 не пробовал никто.
Я старался как можно четче вести радиообмен, предупреждая и РП, и Королева
об очередном этапе нашего снижения. «Приготовится к выпуску шасси».
«Выпускаем шасси!» «Приготовиться закрылки». «Выпускаем!» «Полностью!» Я
контролировал выпуск шасси и закрылков у самолета Михаила в боковом зеркале,
да и он сам успевал бросить взгляд на сигнализацию и предупреждал о
нормальной работе. Затем следовал доклад РП.
Зная, что посадка парой запрещена, я предупредил РП, что первым посадку
будет производить ведомый, а я уйду на второй круг. Выйдя под облака,
убедившись, что Михаил видит линию горизонта, а с дальнего привода – всю
посадочную полосу, я производил планирование на левый край полосы, чтобы
ведомому достался центр ВПП. Когда Михаил доложил «к посадке готов», я
произнес «Самостоятельно! Ухожу на второй!» и практически с ближнего привода
начал «уход». Василий Михайлович разрешил посадку Королеву, а мне бросил
фразу: «Не затягивай!»
Затягивать действительно было нельзя! За нами на посадку заходило большое
число самолетов. Хорошо зная окрестности этого аэродрома и будучи уверенным,
что РП, не раз видевший мой индивидуальный пилотаж, поймет меня правильно,
вывел максимальный режим работы двигателя и, не убирая шасси и закрылки,
выполнил вираж на высоте около 60 метров. Приняв мой доклад о готовности к
посадке, Василий Михайлович не удержался и рявкнул в эфир: «Молоток! Посадку
разрешаю!»
В.Колотухин и М.Королев. 1973 г.
Некоторые начальники, инспектировавшие наш
перелет, намекнув на то, что слишком много людей наблюдало нашу посадку,
предсказывали: «Придется расстаться с классом». «Подергали» нервы и Митину.
Но в конечном итоге за все проделанные нами «нарушения», которые
командование решило списать на условия «максимально приближенные к боевым» и
«проявленный элемент войскового товарищества» – нас и Василия Михайловича
Митина поощрили грамотами.
Стекла
На следующий день после нашей с Королёвым
злополучной посадки, 32-й гвардейский полк, взяв «фронтовой» темп, вылетал
на «отражение воздушного налета противника» и на «поддержку сухопутных
войск».
Неожиданно (как всегда) меня вызвали к нашему «полкачу» - командиру полка
подполковнику Юрьеву Игорю Васильевичу. Уставший командир сидел в комнате
подготовки (на учениях все командиры уставшие) и, как мне показалось, был
немного злой (на учениях все командиры немного злые). Учитывая все
привходящие обстоятельства, я представился «по полной форме»:
- Товарищ командир! Капитан Колотухин, по вашему приказанию прибыл!
- Слушай капитан! («очень холодно!») – Колотухин… («уже теплее!») –
Владимир, садись рядышком… («ещё теплее!») – Юрьев улыбнулся.
- Спасибо!
- Не благодари… (улыбка исчезла) – Командующий округом пожелал, чтобы «над
полем боя» истребители прошли на сверхзвуке на малой высоте. Командующий
считает, что надо приучать войска к реальной обстановке, хочет развеять миф
о разрушительной силе «скачка»… Учитывая, что на «Волге», при полетах на
сверхзвук на малой высоте, ты приобрел богатый опыт… Короче, выручай!
- Товарищ командир, но стекла?!
- Колотухин! Твой командир похож на дурака?
- ???!
- Владимир! Я ему все объяснил! Знаешь, что он мне ответил?
- ???!
- Подполковник! Это не ваша забота! Владимир! Ты чувствуешь –
«ПОДполковник»?!
- Чувствую, товарищ командир!
- Завтра, в обед… Владимир, просчитай все! Я хочу, так же как ты, меньше
стекол!
- !!! (А на ум пришло: «Благодарю за доверие!» – Но промолчал.)
«Волга»! Ну, как рассказать, что там
было?!
…Разгон до 1350 километров в час! Высота – 150 метров! Расход топлива – 800
литров в минуту! МиГ-23 дрожит, пробивая восходящие потоки степного воздуха.
Тремя годами раньше – «самолет разваливается!» – и летчик-испытатель
Мамонтов катапультировался на этой скорости!
У меня за несколько секунд до конца «площадки» загорелась лампа СОРЦ и
транспарант «выпусти шасси!» И это на скорости равной 1,15 Маха! Сработавшая
сигнализация однозначно говорила о том, что «не выпущены шасси» при
«выпущенных закрылках». Но крыло 72° – и сигнал о «выпущенных закрылках»
говорил о том, что закрылки начали разрушаться – иного объяснения быть не
могло. Мамонтов №2?!
Выключил форсаж! Перевел в «горку»! Погасил скорость. Ушел подальше «от
земли». На земле все успокоились! И только тогда все прояснилось! Закрылки
просто «отсосало»! … Датчики пришлось «немного загрубить».
Это была «Волга»! А сейчас… Я беру карту
другого масштаба. Рядом со мною зам. командира полка Анатолий Георгиевич
Баданов. Он контролирует каждый мой шаг. Выбираю маршрут, минуя населенные
пункты. Просчитываю каждую секунду. «Я – робот! Иначе нельзя. По карте –
населенных пунктов нет! Я – готов!»
Баданов как мог, успокаивал командира 32-го гвардейского. КП нашего полка
проложил мой маршрут на оргстекле «доски воздушной обстановки» на КП
перехватчиков. «Шаг влево – шаг вправо…» – «виновник» готов!
На следующий день в обеденный перерыв – для создания эффекта внезапности –
я, просидев перед этим сорок минут на тренаже в кабине самолета, «ухожу» на
задание.
По моей просьбе меня выпускают с противоположным стартом, чтобы пройти точно
через ДПРС (дальнюю приводную радиостанцию). Точно по времени преодолеваю
последний линейный ориентир. Дальше – полигон! КП подтверждает!
- 401-й! Точно на линии заданного пути!
- 401-й, понял! Максимал! … Включаю форсаж! … 1100! … 1200! … 1350!
Машина как нож масло режет воздух. «Давай дальше!» – просится двигатель.
«Нельзя!» – прибираю форсаж. Вдруг в поле зрения появляется узкоколейка. –
«Ее не было на карте!?» – Узкоколейка упирается в несколько небольших
домиков. – «Населенный пункт?! Но это же почти центр полигона! Не успею
выключить!»
- 401-ый! Вас наблюдаю. Точно на линии заданного пути! Подходите к
«площадке» («поле боя»)… Проход «площадки» подтверждаю!
- Понял! Выключил форсаж! Горка!
Я гашу скорость. «Господи! Кого же я «переехал»?»
Я стоял перед Юрьевым после доклада о
выполнении задания. Командир: «Все сделал нормально. Я сам присутствовал на
КП. Только что звонил тут один … , он представился как «комендант полигона»
и требовал, чтобы я назвал фамилию «воздушного хулигана», на которого он
обещал «оформить счет на 200 квадратных метров стекол»! Не бледней! Это еще
не все! К нам едет командующий округом. Хочет поделиться впечатлениями! А ты
«солидолом» запасся? И на мою душу тоже?! А вы, Баданов, не улыбайтесь! Мы
вас потянем как соучастника…»
Я смотрел на Юрьева и Баданова. Хорошие они мужики! Они пытались отвлечь
меня от «грустных» мыслей. С детства был впечатлительным ребенком...
На улице – мороз. Маленькие домики комендатуры полигона стоят без стекол. А
вдруг кто-нибудь стоял у окна? Да, нет! Стекла должны пойти наружу. Все
зависит от направления движения фронта волны. А что было «на поле боя»?!
- Колотухин, отдыхай! Мы попробуем поговорить с командующим без тебя!
Уйти я не успел. Командующий, довольный «эпизодом» учений, поблагодарил за
работу. Сказал, что уже отправил вагон стекла комендатуре, а пока, как в
боевой остановке, «комендатура заткнет окна одеялами и подушками…»
Пострадавших нет! Правда одного офицера официантка в столовой с испуга
борщом облила… Я представил горячий борщ, текущий по плечу, и невольно
передернулся. Командующий заметил мое движение: «С ним ничего не случилось!
Не обварил ничего! Он в зимних «ползунках» был!»
Через несколько дней наш полк, завершив «с
победой» учения, покидал гостеприимную землю Ильи Муромца. Погода не
баловала… Командир полка Юрьев уходил «крайним» и до «крайнего» момента
руководил с КДП, отслеживая капризы погоды. Мы с Королевым почти замыкали
боевой порядок полка и к тому моменту, когда вырулили на полосу, погода
начала резко ухудшаться: конца полосы видно не было.
Михаил доложил о готовности. Как эхо я повторил фразу ведомого, добавив свой
позывной и слово «парой»:
- 301-й, …парой к взлету готов!
- По одному! 301-й! Взлет разрешаю по одному! – «Тормознул» нас командир. –
Ведомый, через 20 секунд.
- 302-й, …20 секунд! – Повторил я и, увидев «зеленый» прожектор, начал
взлет.
- 302-й, понял… – Несколько расстроено произнес Королев.
- 302-й! По готовности взлет! – Мне показалось, что командир улыбался. – Под
облаками проверь приборы!
- 302-й, все понял! Взлетаю! – Наверное, и Королев улыбнулся.
Мы благополучно пробили облачность, оперативно собрались за облаками и
добрались домой без приключений. «Дома» командир полка потребовал летную
книжку Михаила. «С чистой совестью,» – как он объяснил одному из
сомневающихся «стариков» и сделал в разделе допусков запись о разрешении
выполнять взлеты «при взлетном минимуме погоды». «Королеву – можно!»
Демонстрация.
1973 год
За год до вышеописанного наш полк побывал
«с учениями» в Саваслейке. Подозреваю, что это была своеобразная
демонстрация, так как авиационный полк ПВО, дислоцированный на этом
аэродроме, по слухам готовился переучиваться на «наш агрегат» – самолет
МиГ-23. До этого «пэвэошники» летали на самолете-аристократе Су-15. Красивый
планер «сухого» с двумя надежными двигателями, к которому пилоты, летавшие
на нем, привыкли «как к родной жене», вызывал восхищение у любого человека,
наблюдавшего его на земле или в воздухе. А тут… им предлагают познакомиться
с «молодой и энергичной девочкой», у которой, по слухам, «строптивый
характер».
Демонстрация была мощной. За несколько дней полетов представители фронтовой
авиации в лице нашего 32-го гвардейского полка, ведя «сумасшедший» (по
меркам перехватчиков) темп полетов, буквально «сожрали» месячный запас
топлива. Одиночный сложный пилотаж, групповые проходы, маневренные воздушные
бои «над точкой» заставили многих пилотов ПВО, как они потом рассказывали,
задуматься.
В один из таких дней меня вызвал тогдашний командир полка подполковник
Власов Николай Андреевич. «Этот пилот все знает! Переучивание проходил на
заводе. Вылетал на новой машине в числе первых – без «спарки». Сумел
очаровать нашего Главкома – получил 2-й класс». – Так наш командир
представил меня командиру полка ПВО, находившемуся в том же кабинете. Затем
Власов коротко поставил мне «боевую» задачу: съездить и провести беседу к
летчикам-перехватчикам («Они обещали вернуть тебя живым!» – Командир
перехватчиков засмеялся и одобрительно закивал головой), во время которой я
обязан «чистосердечно» рассказать им все, что знаю о МиГ-23. И только
провожая нас, Власов задержал меня у дверей и шепнул на ухо: «Владимир! Не
пугай их сильно. Они успеют получить впечатление в процессе переучивания».
Беседа с коллегами прошла в непринужденной обстановке. В начале я рассказал
о переучивании на заводе. Потом отвечал на вопросы, пытаясь «соскальзывать»
на примеры, раскрывающие достоинства МиГ-23. Рассказал и «о маневре
Федотова», когда тот показал уход на второй круг, коснувшись начала полосы и
выполнив разворот на 360° на двадцати метрах, и после этого произвел посадку
в расчетной точке. Тогда, отвечая на вопрос одного из начальников:
«Хулиганству учите?» – Федотов с усмешкой объяснил, что показывал
маневренные возможности самолета, которые могут пригодиться в боевых
условиях опытному летчику. Наш МиГ в случае неудачного первого захода на
посадку, оставаясь в посадочной конфигурации, позволял выполнить повторный
заход в кратчайшее время, экономя при этом топливо. Честно говоря, в тот
момент, рассказывая об этом маневре, я не думал, что когда-нибудь попытаюсь
исполнить нечто подобное. Не знал, что всего через год, не испытывая особых
затруднений и просто восторгаясь мощностью двигателя и прекрасным поведением
машины в посадочной конфигурации, буду выполнять «вираж в районе ближнего
привода». Не знал, что спустя год буду стоять опять перед этой же
аудиторией. И именно за мной, приедет командир полка перехватчиков и назовет
мою фамилию удивленному новому командиру нашего полка подполковнику Юрьеву
Игорю Васильевичу.
После злополучной посадки с Королёвым и
прохода на сверхзвуке над полигоном командир полка подполковник Юрьев
поставил мне задачу ознакомить гостеприимных хозяев аэродрома с
изготовлением методических схем по выполнению «отдельных упражнений курса
боевой подготовки» и похвалил за большую работу, проделанную при разработке
и изготовлении этих методических схем в нашем полку. Я стоял и смотрел в
уставшие глаза командира перехватчиков, а где-то внутри души у меня
копошился «червячок вины», хотя и не имел никакого отношения к тому, что
произошло в наше отсутствие.
После отлета нашего полка из Саваслейки один из лучших летчиков-инспекторов
ПВО пригнал в полк перехватчиков первый самолет МиГ-23, на который
«пэвэошникам» предстояло переучиться. Летчик-инспектор с целью «подработать
топливо» прошел в зону для отработки пилотажа и выполнил несколько фигур.
При выполнении последней фигуры он услышал какой-то треск в закабинном
отсеке, прекратил пилотаж и стал выходить на аэродром.
Инспектора на новом самолете встречали всем полком, со Знаменем. При
торжественном проходе над полосой на большой скорости, обозначив горку,
МиГ-23 стал разваливаться….
По дороге к перехватчикам их командир поведал, что после того случая
большинство «стариков» встало «в очередь в госпиталь». Некоторые пилоты
наотрез отказались переучиваться на МиГ-23. Желающих переучиваться набралось
всего-навсего около эскадрильи. В основном это были молодые командиры
звеньев, заместители командиров эскадрилий. «Ну, а желание командиров, сам
понимаешь, ни кто не спрашивал», – подытожил командир.
Мы зашли в комнату, в которой находилось около двадцати летчиков. Командир
представил меня, напомнив, что мы уже виделись год назад. «Виделись…» – как
эхо прозвучало из уст одного из присутствующих. Несколько человек молча
кивнули головами. Улыбок на лицах не было. Прежде чем начать говорить о
методичках, я сказал, что в нашем полку знают о том, что произошло.
Извинился, что прошлый раз не все рассказывал о том, что было у нас… Сказал,
что не сомневаюсь в том, что они получат, новые, лучшие машины. Пожелал
коллегам мужества и успехов. Командир полка ПВО поблагодарил меня и высказал
мнение, что, глядя на работу летчиков нашего 32-го гвардейского полка и зная
через что мы прошли, перехватчики видят пример подлинного мужества.
Мы перешли к разработке методичек. Командир убыл «по делам». В «деловой и
непринужденной обстановке» мы просмотрели большое количество разработок.
Работа сопровождалась отдельными, большей частью юмористическими,
воспоминаниями. А началось все с безобидной «подколки» в мой адрес. Один из
присутствовавших командиров звеньев невинно поинтересовался:
- Мы тут случайно наблюдали за вашим виражом над приводом и слышали, что
«дыня» обеспечена?
- Главное, вовремя запастись «вазелином»! У нас получилось, мы
«соскользнули»! – Парировал я «подколку».
Командир звена, явно демонстрируя свою осведомленность о событии, которое
произошло на следующий день после нашей с Королёвым посадки, и знание
«виновника происшествия», не унимался.
- А выбитые стекла? Кто будет вставлять?!
- Командующий округом обещал застеклить… – отбивался я.
- Отстань от гостя! Ты лучше расскажи, как сам отличился…
Меня стали защищать. Разговор постепенно перешел на «воспоминания». Спустя
некоторое время вернулся командир и «забрал» меня к себе в кабинет, где
наполнил два хрустальных стопарика коньяком. Мы «молча и стоя» выпили… После
этого он отвез меня на ужин и по дороге неожиданно спросил:
- Владимир! Я забыл спросить вашего командира. Ты не слышал? Выбитые стекла,
кто будет вставлять? – И он рассмеялся.
- Командующий … обещал! – На сей раз улыбался я.
Подготовил к
публикации Сергей Исаев
Январь 2007 г.
|
