Глава 10. Сегодня
- Когда мне говорят – ордена
надеть, я надеваю именно ордена – я надеваю «Знамя»; за то, что я
работала в штабе, у меня есть медаль «За боевые заслуги», надеваю
«За взятие Кёнигсберга» и надеваю медаль «За победу над Германией».
А вот эти остальные – раз у меня есть – сколько-то лет
отечественной, одна, вторая, третья… Это уже говорит о том, что все
эти пятаки, которые потом были, они у меня есть. Что я ими буду
звенеть! Или нацепят каких-то значков. Вот у нас тоже значок
придумали (нашего полка), но я его быстренько… я его устроила. Я
приехала в Питер, там у меня много друзей - эрмитажников, я говорю –
«Во какой у нас значок». Сказали – не ах. Потом Глинка, Владислав
Михайлович, директор вот этой Военной галереи. Он сказал мне: «А ты
не хочешь, барыня (как Глинка-то говорит)… Барыня, а ты не хочешь
знак отдать в эрмитажную коллекцию?» Я говорю: «С удовольствием!» Мы
пошли в нумизматику. И я сдала свой значок в нумизматический отдел
Эрмитажа. Потому что в коллекции – это на века. Неважно, что она
будет выставляться - не выставляться - она уже числится в коллекции
Эрмитажа. А другие не будут числиться. «Очень мило, - говорю. – Я ее
носить не буду. Поэтому я ее вам дарю, пожалуйста, вот возьмите в
коллекцию». Там ведь колоссальная коллекция…
- Да, «За доблестный труд» - это то же самое, что и «За победу над
Германией», а про прочие я говорю: «20 лет», «30 лет», «40 лет» - на
кой черт они мне, вон они валяются…
- Правильное есть понятие – война
не окончена, пока не похоронен последний солдат. Мы тех не
похоронили, этих не хороним – ну как это называется? И как это
кричат о том, что они будут переносить куда-то столицу, деньги
найдутся. Отдайте деньги – похороните солдат! Кто пойдет, когда
видят, как вы относитесь к солдату?! Мы же обыкновенные рядовые
солдаты…
Когда вот праздновали 55-летие, я не включала телевизор. Я считаю,
что все разговоры, когда идут – память, память о тех, кто погиб…
Похороните их. В лесах кости валяются. Вот нигде – в Германии ли,
где бы я ни бывала, везде похоронены все… Только у нас! И вот эта
ложь, которая вот лезет у нас сейчас – не могу! Я выключила
телевизор и не смотрела даже.
Честь и хвала группам вот этим самодеятельным, которые вот ходят,
роются, кого-то зарывают, какие-то могилы делают – низкий поклон им
за это! Но государство и государственные деятели – это скоты,
которые наживаются, но совершенно не думают о том, как отдать дань
памяти тем, кто погиб. Нельзя так. Такого нельзя такого допускать.
О книге "Dancing with Death"
("Танцующие со Смертью"), выпущенной в Америке и посвященной
советским женщинам-летчицам.
- Да, надо поставить в заслугу всяким американцам, японцам, немцам –
они умеют это собирать и издавать.
- Да, а у нас – почти ничего…
Когда она (американская писательница - В.Д.) начинала это дело, она
позвонила, она приехала… Сначала у нас было так. Нам сказали – это
было в 93-м году – что приехали американские летчицы, не более, ни
менее, чем 60 штук. Все старухи – такие швыдкие, таких у нас нет!
И эти старухи, они не воевали – они гоняли самолеты на Аляску,
гоняли и «Кобры», и «Бостоны», потом эти А-20G – они гоняли туда, а
там наши летчики их получали. Интересно что – там, значит, одна
летчица (забыла ее фамилию) «когда, говорит, я гоняла этот самолет –
«Кобры» она гоняла - мне он так понравился, и я себе купила.»
Знаете, это была немая сцена. «Я себе купила. У меня, говорит, стоит
самолет. Еду на аэродром и иногда на нем летаю». Ей семьдесят лет!
И они тогда были, и с ними была эта вот … (фамилия?) Прошло,
наверно… это были они летом, а осенью она вдруг появилась. Она
звонит, и говорит – «Приезжай, я в «Национале» остановилась, номер
назвала там и все… Приезжай, я, говорит, хочу издать книгу.» Я думаю
– «Вот ненормальная, кому она нужна, книга эта…» Ну, я поехала.
Приехала, я даже никаких фотографий не взяла, думаю – «пустое дело,
книгу издать – это же какой труд!», я знаю по тому, как у нас это
делается…
Вот она значит всех вызывала, кто-то приносил свои фотографии…
Теперь – 50-летие. А у нас ведь встречи – 2-го мая, у Большого
театра. Ведь когда кончилась война – мы 40 с лишним миллионов
потеряли! – праздника поминовения у нас не было. Первый раз
праздновали День Победы 9 мая 65-го года. Через двадцать лет. А мы
хотели все время встречаться. А мы могли встречаться только в
общевыходной день, 1-го, 2-го мая. И поэтому второе мая было
избрано. Мы еще 8-го ноября, но сейчас уже холодно, мы не
встречаемся восьмого почти. И когда сделали этот праздник, все
говорят – «никакого переноса не будет!» Мы двадцать лет встречали
2-го мая, и будем встречаться второго мая! И вот 2-го мая 95-го года
я прихожу, и смотрю – кто-то сзади меня дергает, оборачиваюсь:
-«Здравствуй, Энн!» - «Здравствуй!». И смотрю, рядом с ней стоит
молодой человек такой, массивный, и у него такая большая сумка,
пакет такой. И он достает книжку. Я чуть в обморок не упала. Я
говорю: «Энн, ты наверно, пролетела, как фанера над Парижем!» Она
говорит: «Два дня была в продаже книга, и вся разошлась». Был второй
тираж, в этом году, когда вот 55 лет – в этом году по подсчетам эта
книга заняла первое место в Америке по продажам.
Мы были страшно удивлены, вы знаете…
Так что нас вот так с 50-летием поздравили, я считаю, очень хорошо!
Обидно не то, что не чествуют,
обидно, что не вспоминают людей, которые погибли… Обидно, когда
писаря за фронтовиков себя выдают сегодня… Ну, это всегда было – эти
дети лейтенанта Шмидта. Такая вот была, скажем история –
Вот, когда спрашивают – кто такая Анка-пулеметчица, обычно отвечают,
что это выдуманная фигура, что подразумевается жена Фурманова и так
далее. Так вот, я сама была знакома с Поповой Марьей Петровной,
которая выдавала себя за Анку-пулеметчицу. Она просуществовала до
60-х годов. Когда вышел фильм «Чапаев», она, конечно, все купоны
состригла. А когда стали возвращаться с Колымы, оттуда пришли
несколько человек, которые ее узнали, и сказали, что она – штабная
машинистка. И у нас тогда заметались, конечно… Маресьев заметался,
потому что он возглавлял совет ветеранов, и очень ее… продвигал. Вот
вам – «дочь лейтенанта Шмидта». Я с ней встречалась, она приходила
на наши встречи… Она была – полковник!
Вы знаете, я когда уходила на
пенсию, мне дали персональную пенсию республиканского значения.
Потом все это отменили. А в прошлом или в позапрошлом году я узнала,
что персональные пенсии опять платят. Я написала Ельцину письмо. Не
от себя лично, а от нас. А свои только данные, потому что у меня
летная книжка осталась там и все… Я написала: «Почему у нас забрали
пенсию, когда мы ее заработали на войне?» Вот бумажка, я ее
спрятала, хотела отдать Энн, чтобы она в книжку в следующую
включила. Вот, ответили, что персональные пенсии у нас сейчас
раздают заслуженным людям. А заслуженные люди у нас – это писатели и
спортсмены. Вы к ним не принадлежите. Вам персональная пенсия не
положена. Все.
- …Не так много и осталось. А
подчас вот сил нет… Что делать. У нас вот – пришли на встречу,
начинают старухи: «Вот, я ходила в поликлинику, дали лекарство, оно
не помогает…» Я говорю: «Я знаю лекарство». «Какое?» «Посмотреть в
зеркало!» «Вот, ты всегда так!»
- А я считаю, пока силы есть, дай Бог умереть на ногах.
