Брал интервью: Олег Корытов и Константин Чиркин
Лит обработка: Игорь Жидов

Ст.л-т А.Валяев. Осень 1944 г.

Алексей Сергеевич Валяев:
Зовут меня Валяев Алексей Сергеевич. Родился я в Костромской области, деревня Медвежье, 15 марта 1921 года, но записали меня 8-м октября. В этом селе одна часовенка была, больше ничего.
Семья: две сестры - старшие, потом я и еще брат младший, 1924-го года, он тоже живой еще. И еще мой старый дед в последнее время жил у нас. Дед, мать с отцом уже умерли, и сестры померли. Вот, брат еще жив.

— Кто были Ваши родители?

Отец плотник. Он четыре класса окончил и считался самым грамотным в деревне - был председатель Совета. А мать - просто рабочая. Конечно, крестьяне были. Земля была и все что положено в деревне, все было. Лошадь была, корова… Но вид был - сараи…

— Вы не похожи на костромича - не окаете. Знаете поговорку?: «А у нас-тО в КОстрОме, да там за рекой, все дрОва градом пОбилО». (Смеются.)

В Костроме я повторно оказался уже когда в армии служил. Служить начал с Костромы.

— Как Вы в авиацию попали?

Как я в авиацию попал? В Ленинграде были организованы аэроклубы.

— Каково у Вас образование? И каким образом Вы попали в Ленинград?

Мне было девять лет. Привезли меня мальчишкой. Мой дед имел здесь свой дом, в Озерках, недалеко от первого Суздальского озера - между озером и железной дорогой. Три комнатки, кухонька была небольшая, банька была сделана, колодец был свой… Земли, много было. В общем - тридцать соток. Всю мы и не обрабатывали.

— Не пытались раскулачить?

Нет, у меня отец коммунист был.

— И здесь Вы пошли в школу?

Я пошел в школу еще в деревне. А во второй класс здесь пришел. Закончил восемь, а потом ушел в армию, и уже там продолжал учебу свою.

— И сразу попали в авиацию?

В авиацию. Я попал в школу, пошел учиться на летчика. До этого я закончил аэроклуб в Ленинграде. Аэроклуб по Московской железной дороге, в Обухово. Мы там учились три брата и два - двоюродных брата. Из них - четыре летчика.

— Ваш брат, младший, он воевал ведь тоже, да?

Воевал, но в авиации он не служил.

— Как Вас в училище взяли с восемью классами образования? Вы доучивались где-то?

Я все время учился, все время. Аэроклуб окончил, там тоже учился. Аэроклуб окончил, остался инструктором. Летали там на По-2. Быстро я его освоил.

— В каком году и в какое училище?

В Вядниковское. Вядники, есть такое. Слышали?

— Может быть Вязниковское?

Нет, Вядники. Под Москвой.

— Мы про такое не слышали.

Только организовалось. Я в нем первый был… И когда окончил это училище, меня оставили инструктором там. И инструктором я работал, и мной там «все дырки затыкали». И шофером я был, и машины ремонтировал. Помню, когда к Москве подходили немцы, многие бросились в Горький, уезжали на машинах и бросали их на дороге, а я собирал. Иду пешком, найду, заведу и в школу. В общем, обеспечивал школу машинами.

— В училищах на каких самолетах летали?

Летал на И-16, и Ла-5.

— Скажите, пожалуйста, И-16 это УТИ-4 или чисто И-16?

УТИ. Летали вдвоем с инструктором. И сзади и спереди.

— И-16, какой тип?

Тип? Мы их по типам не различали. Двигатели были разные – М-22 и М-25. Да они тоже почти не отличались. Ну, 25-й помощнее немножечко.

— Мне говорили, что на И-16 трудно было с прямолинейного полета перевернуться на нужный угол, например, на 270 градусов. Говорили, что он крутился буквально где-то за секунду полный оборот делал. Это так, нет?

У меня так не делал. Он что угодно сделает… Очень легкий пилотаж был. Я и штопор делал много раз.

— А вот штопор похож на Ла-5 или отличался, на И-16?

Не очень отличался. Но Ла - самолет побольше, и потом мотор помощнее.

— Мне объясняли, что если Ла-5 штопорил, то он равномерно крутился… А И-16, он вот такими резкими рывками…

Резкий. И-16 такой, как бы сказать, - более истребительный. Мотор довольно мощный, а сам самолет маленький.

— Когда Вы его закончили авиационное училище?

Я быстро закончил его. Где-то уже в 41-м году, в 40-м году я попал в техническое училище в Москву, там теорией занимались… В том смысле, что техников оттуда выселили, а нас поселили. Потом уже в летное. Но подготовка была, недолго учили.

— В полк когда Вы попали?

Сперва, в запасной полк в Арзамасе, не помню уже номер, — там я проходил еще «маленькую» подготовку. Как кончил школу, так туда и попал. Наверное, это 43-й год, ... наверное, апрель, май - вот эти месяцы.
Там был свой небольшой штат. Общежитие, нары двухэтажные… В запасном полку мы побыли недолго и обратно приехали, на свое место - откуда уезжали. В школу. Там, кстати, постоянно всякие «сынки» переучивались.

— Стрельбы по земле, по конусу вели, нет?

По конусу в училище вели. В запасном - нет, не было там конуса.

— На чем в ЗАПе летели?

На тех же самолетах - на наших. И-16 и Ла-5.
А Вы знаете, мы «со страхом» летали. Я, например, должен был четыре раза умереть. Вот точно, должен умереть. Но выжил, случайно.
Первый случай был еще в школе. Я закончил школу, и был вроде бы как уже летчик. И командир эскадрильи Артемич меня очень любил - мы как-то с ним подружились. Командир эскадрильи самый большой начальник для нас был. Что скажет, то я и делал. Скажет машину ремонтировать — ремонтирую, если скажет другое, и то сделаю. И вот как-то раз собрался я с Леоновым, командиром звена, лететь на УТИ-4, сел в кабину и жду запуск. И вдруг Павел Артемьевич: «А ты что там сидишь? Ну-ка вылазь!».
Я говорю: «Павел Артемьевич, дай слетать-то. Ты же обещал, а летать не даешь».
«Вылазь! Никаких разговоров! Мне воблу прислали вяленную, посидим, поедим, потом полетишь…»
Ну и вылажу. Поехали в столовую, и только начали кушать прибегает солдат и говорит: «Товарищ командир! Леонов разбился!» Это на том самом самолете, на котором я должен лететь. Недалеко от аэродрома самолет упал, и убиты оба - сразу побились.

— А что причиной аварии послужило?

Ну, я уже не помню. И как-то не до этого было. Вот это первое, когда я случайно жив остался.
Второй раз еще с инструктором по маршруту летели на По-2, и у нас отказал мотор. Садились без мотора. Сажал не я, инструктор. Винт поломал, а остальное нормально. Привезли нам цилиндр, винт поставили, и оттуда я уже сам прилетел.

— Раз Вы еще и техникой занимались, а Вы не помните, как переборка двигателя производилась?

Ну почему не помню, помню конечно. В технике я был очень, ну как сказать, - мастер. Да там ремонт-то простой на М-11 был. 4 гайки отвернул, цилиндр скинул, новый поставил. Всего делов на 2 часа максимум… Полным ремонтом в частях не занимались, для этого авиаремонтные мастерские были.

— А двигатели водяного охлаждения авиационные разбирали?

Я не летал на водяных и не знаю их…

— А какое звание у Вас было по окончанию училища?

Из училища выпускают младшими лейтенантами. А нас выпустили старшинами. Потом, через год дали лейтенантов. Приказ Тимошенко отменили.

— А какая зарплата была у старшины?

Да мы о деньгах никогда не говорили. Не помню. Не до денег было. Что там деньги… Ну, получал какие-то там деньги… Получал, наверное. Потом и в звании офицера получал.

— Есть свидетельства, что для снижения аварийности, перед самой войной был введен запрет на высший пилотаж. Вы помните такое?

Пилотаж выполнялся. Все что делает самолет, все выполняли. Когда я летал со старыми летчиками - как закрутит, такое покажет.

— И приказы игнорировали получается?

Что хотели, то и делали. Нет, ну все конечно от комэска зависит.

— А вот групповой пилотаж отрабатывался в училище?

Отрабатывался. Плотным строем, раздробленным строем. Летал я во всех условиях. Был подготовлен летать и днем и ночью в любых метеоусловиях. Я считался второй класс. Так вот командир дивизии поставил, не дал первого класса. А летал, ну… условия первого класса, два километра видимость на двести метров нижний край. Ну, в войну летали, и хуже условия были.

— А вот на Ваш взгляд, какие были самые главные недостатки молодых летчиков после училища? Чему пришлось доучиться на фронте?

Всему. Всему пришлось учиться на фронте, там жизнь другая, даже отношение к жизни другое. Все меняется! Понимаете? Школа есть школа, а война есть война.

— Но все-таки обучение было достаточным или нет?

На мой взгляд, первоначальное достаточное, а боевого нет. Даже для меня, а я был талантливый, хорошо летал. И все равно считаю, что маловато.

— Скажите, пожалуйста, как Вы на фронт попали? И как это происходило?

Давно это было. Не помню. Инсульт и инфаркт у меня были. Я два года даже разговаривал плохо… «Купцы» забрали из ЗАПа вроде… Или из школы.

— А кстати Вы упомянули про «драп» из Москвы, когда из Москвы все бежали. И что многие бежали?

Дорога в одном направлении, в Горький, была забита…

— А меры какие-нибудь жестокие были. Расстреливали за это?

Никого там не расстреливали. А я, возьму с собой бензина канистру и… а бывало и так - стоит машина ЗИМ, так даже бензин в баке залит. А ЗИМы были, только у этих самых… у руководителей

— Не ЗИМы, а ЗИС 110?

Нет, именно ЗИМ, машина большая, очень дорогая машина. Десять тысяч рублей стоила. Это я знаю. Мы нашли сбитый самолет Пе-2, и выкопали стрелка. А у него среди бумаг и документов были билеты лотереи. Розыгрыш должен был состояться в сентябре 41-го года. Там цены на все выигрыши приведены. Так как Вы все-таки в полк попали?
Первый полк номер … пятьсот с чем-то … Вылетов двадцать пять,— двадцать шесть сделал. Первый полк, первый вылет, и первый сбитый… Противник - летчик молодой мне тогда попался, вроде меня. Я чувствую, что он заблудился. А я ориентировался очень здорово, знал где и как надо лететь. И сбил самолет этот Фокке-Вульф-190. Я был на Лавочкине. На Ла-5.

— А скажите, у Вас был просто Ла-5, или Ла-5Ф, ФН?

Не помню. Вы знаете, как-то такие вещи… Лавочкин, да и все. Ла-5, да Ла-5.

— С гаргротом, без гаргрота - сзади у Вас фонарь был каплевидный или назад обзор закрыт был?

Сзади меня вроде стекло было над головой. Ну, оглянуться полностью не мог, а мог так поворот вот слегка. Да, был гаргрот… Потом нам сделали зеркала, поставили. Поставили впереди. На переплете. Вот так-то видно хорошо было.

— А Ла-5 по модификациям различались? По легкости управления, еще по каким-нибудь данным?

Ну, были легкие самолеты, были немного тяжелые. Даже из одной партии... Ну, все разные были. Каждый самолет надо изучить, один ведет влево, другой вправо. Слетаешь раз, подогнешь немножко, там пластина на элеронах была сантиметров 20 длинной и шириной 5. Потом слетаешь, еще подогнул, в другую сторону валится, опять подгибаешь. Вот такие дела….

— Вернемся к Фокке-Вульфу - как Вы его сбили?

Как-то он сам ко мне подвернулся. А я потерял своего ведущего, и старался найти его. Потом выяснилось - он заблудился и сел на вынужденную, а я прилетел на аэродром как положено. Я когда сбил, знаете, такая радость была - «Сбил! Сбил!»

— А его Вам засчитали?

Этот засчитали. Это потом - не засчитали два самолета. И все потому, что в бою смотреть некогда, куда упадет. Стреляешь, попадания видишь, но смотреть времени нет. Надо куда-то уходить, или как-то маневрировать, а то ведь самого собьют…
Да, отвлекся. Не знаю, стрелял он по мне, или не стрелял. У меня не было никаких пробоин. Я увидел, что пули попали в него. Трассу-то видно хорошо. Уверен был, что сбил, хотя падения не наблюдал… Когда прилетел в тыл, мне говорят: «А вон твой - сбитый!»

— А не помните, какого цвета трасса была?

Чуть желтоватая, светлая. Или оранжевая, ну, в общем, такая светлая, что видно прямо… одного цвета.

— Всегда?

Всегда.

— Скажите, пожалуйста, вот Вы прибыли в полк. Какова процедура? Как Вас встречали? К кому Вас поставили ведомым?

Я уже говорил - в двух полках был. В первом, пятьсот… Не вспомнить никак… Я встретил своего знакомого, сосед бывший. Он говорит: «Уже семь сбитых у меня». Но мы с ним мало послужили, я ушел в другой полк, потому, что с командиром эскадрильи не поладили, выгнал он меня. Выгнал – все, говорит, иди. Взял у меня пистолет, пострелял. А я из пистолета никогда не стрелял, никогда… Повздорили мы с ним чего-то из-за оружия. Хотя оружие взял я еще в финскую войну. Я ведь участник и финской войны…

Рядовой Валяев А.С. Перед Советско-Финской войной.

— А кем Вы там участвовали?

Добровольно ушел. Работал на заводе Климова. Мотоциклы Л-7 делали. И военную продукцию делали. Коробки скоростей, по-моему, делали для какой-то машины. Вызвали, в этот самый… комсомол, секретарь комсомольской организации говорит: «Воевать хочешь?»
Ну, как ты откажешься? «Хочу...». «Ждите».
Мне не было еще восемнадцати лет. Нас собрали… — зима была, мороз. Собрали в этот…- дача там у меня…- В Орехово. Собрали нас тысячу человек - солдат. И почему-то я сразу стал связным командира батальона. И попали мы в место -тридцать километров от города, где Ладога начинается, озеро. Ну, может быть Старая Ладога, называется. Нас привезли копать ямы. «И ни курить, ни пить, ни кричать, ничего нельзя…»
И вот мы втроем яму себе делали. Выкопали, деревья срубили, сучки обрубили, наложили слой веток, которые срубили с деревьев. Сделали подходы и туда залезли спать. Сон был, но холодно… А утром нам выдали шубы, валенки… Откуда взяли - не знаю. В общем, тепло стало, нормально… Шубой закроемся, и спать ложимся.
А потом направили на линию обороны. Там речка втекает в Ладогу, на том берегу они, а на этом берегу мы. Вырыли себе траншеи и ходим… Возьмешь штык, повесишь шапку, выставишь - выстрел – раз, и дырка в шапке. Снайпера ихние били… А когда батальон стал наступать - наступал прямо со льда на берег - положили там много народу… с пулеметов, много осталось убитых. А на другой день война закончилась. Или через день, не помню точно. И мы начали трупы своих вытаскивать. Полбатальона потеряли…

— А финнов много было убитых?

Нет, они в траншеях сидели, в укрытиях - в теплых, бетонных.

— Ну так все равно их же артиллерией обстреливали, самолеты бомбили…

Ну, это против наших потерь не то. Наши-то на льду голом... Наступало 9 батальонов добровольцев. Короче избили они нас.

— А белые плащ-накидки выдавали?

Нет.

— В шинелях и шли в атаку?

Даже не в шинелях, а в куртках - на лыжах были. И наверно ватные штаны. Ну, я не помню. Наверное, ватные штаны были, потому что было тепло. Вот, как бои кончились, дали мне шесть тысяч рублей за бои, так я вернулся на завод, мне даже в качестве премии разрешили мотоцикл купить…

Рядовой Валяев А.С. Перед Советско-Финской войной.

— Вернемся к Отечественной войне. Я все-таки не понял, какова была причина Вашего разлада с командиром эскадрильи? И как это выгнал? У него же прав на это не было? Вы пошли к командиру полка, наверное?

Я командира полка не помню вообще, даже лица не помню. Мне был дан документ - ехать в 180-й полк. Я сел и поехал. Стоял он не далеко, но и не близко. И оказалось, что в новом полку у меня больше друзей, еще с моей школы.

— А по 180-му полку, вот сразу первый такой вопрос, просто не терпится. Веселов Николай Михайлович… У него двенадцать побед, да?

Веселов. Хороший командир полка, очень хороший, И как человек - хороший.

— А вот командиры полков у Вас были: Горев, а потом еще кто?

Стасенко, Мирошнеченко.

— А Чертков?

Был.

— Черков или Чертков?

Чертков.

— Вот Вы пришли в 180-й полк, и что, Вас сразу старшим летчиком назначили или Вы были ведомым у кого-то?

Вначале ведомым… Гуськов у меня был командир 2-ой эскадрильи. Михаил Васильевич. Хороший командир был, и как летчик. Вот помню, полетели мы раз, собрал он всю эскадрилью четырнадцать самолетов. Я в его звене, четыре самолета, мы первые шли. Он с ведомым, и я с ведомым, вот. А потом там по звеньям, по эскадрильи, четырнадцать штук полетели мы, значит, отбомбили какую-то деревню. Подвешивали две бомбы по пятьдесят — сто килограммов, небольшие. Вот пришли, бросили на деревню и обратно домой. Бомбили «по лаптю», конечно, по команде.
Опять отвлекся.
Я мало был ведомым... У Сережи Майкова, он погиб, разбился. Был из Киева. Знал его Героев, мой ведомый был. Только вот не знаю, жив Героев или нет.

— Когда погиб Горев Николай Дмитриевич и как?

Летали они с Героевым, на задание, бомбить… Он один из первых погиб в полку. Потом второй разбился Кападзе. Я садился на аэродром, но ушел на второй круг, а Леша Кападзе за мной потянулся и потерял скорость, упал на землю. Но жив остался.

— Героев — это фамилия?

Героев — фамилия, я был его ведомым, потом он у меня… Получилось так. Они с Горевым зашли далеко. А облака закрыли аэродром. Героев ему и предлагает: «Давай, — говорит, — прыгать с парашютом!» Ну, сам выпрыгнул как положено и опустился на землю.
А Сережа распустил парашют в кабине, а потом вывалился и… зацепился за самолет. И разбился, его привезли мертвым.

— У Вас рации в Ла-5 были только приемники или приемники с передатчиками уже?

Были сразу и передатчики….
Потом меня назначили старшим летчиком. В тот день командир эскадрильи заблудился. Я смотрю, повел нас от аэродрома… уходит. Ну, думаю, может маневр какой-нибудь сделает. А потом: «Где находимся?»
Кузин Николай Иванович, его зам, говорит: «Не знаю!»
«Кто знает, где мы находимся?»
И я говорю: «Я знаю».
«Ну, веди эскадрилью!»
«Давайте!— я говорю,— поведу, а вы за мной».
Ну, уменьшили скорость, ну вот, выпустил шасси, прошел: «Все аэродром видят? Подо мной аэродром». Сел первый я, потом за мной второй Глушков, пришел и поцеловал меня. Я говорю: «Ты чего?»
«Молодец! А как ты ориентируешься?»
Я говорю: «Просто». Я все время знал, где мы находимся, с самого начала, когда еще на У-2 начинал. Я никогда не блудил. Ну, в общем, он стал меня уважать немножко, за то, что я его вот выручил. Ну, мы с ним дружили. Все задания сложные он мне поручал.

— А сколько у Вас побед?

У меня всего числится сбитых двенадцать. После первого еще один самолет, тоже так же напоролся на меня, я его и сбил… И я считал, что два, видел как они горели. И вдруг приезжает с Киева инспектор: «Сколько у тебя сбитых самолетов?»
Отвечаю «Два». А потом была какая-то официальная комиссия из вышестоящей организации. Разбираться в ситуации: вроде как наши войска сбили много самолетов. А по летчикам не расписано - кто сбил. Ну, прикинули, посчитали по вылетам - сколько вылетов сделали, сколько воздушных боев... Приехали, приказ привезли и все… Мне десять добавили, Покрышкину, говорят, двести приписать хотели. Так и Героя получить элементарно можно было. Но наши ребята послушали все это дело, а раздали всем, да и плюнули, мол, ничего хорошего не получилось бы. Ну и короче, ничего и не получилось. Из Москвы осадили, чтоб «очки не втирали». Так все у всех и осталось, как до этого и было. Деньги, правда, вроде за сбитых выписали.

— Ну а Вы считаете, сколько у Вас сбитых? Как Вы сами считаете?

Я видел двух, еще двух может быть….

— Покрышкин далеко от Вас базировался? Его полк?

Были на одном аэродроме, были и на разных аэродромах. Ну, больше на разных. Я забирался в его самолет. Дверцы открываешь, как все равно в машину садишься.

— Вы лично видели, самого Покрышкина?

Видел.

— А Кожедуба видели?

Видел. В Кракове. Вылетов пять, наверное, параллельно сделали. В Кракове весь аэродром был забит. Большой аэродром, пять полков, по-моему, базировалось.

— А вот незасчитанные победы у Вас есть?

Нет, таких у меня нету. Ни с кем я не спорил. К чему?
За сбитых деньги я все переводил на книжку. Много было, тысяч 80 после войны снял... Многие пропивали, а я водкой не увлекался. Мало выпивал… Как-то водку я, ну, не любил.

— Кстати, насчет водки. Сто грамм постоянно давали?

Постоянно. И кто сбил тому побольше. Обедали, ужинали всей эскадрильей, всем полком. В войну, все, все как-то вместе приходили и садились за стол. Первая там эскадрилья занимает там сколько-то, вторая эскадрилья… Летчиков не так уж много было.

— На самолетах у Вас какие-нибудь обозначения цветом эскадрильи были?

Нет, только номера. Заводские номера.

— А вот у Вас какие номера были? Вы вот не помните?

Нет, не помню.

— Скажите, пожалуйста, у Вас самолеты в полку именные были? Подарочные с надписями?

Самолеты, да нам приходили в полк дарственные и купленные. От кого, я не помню. А так - Дмитрий Лукошко так иногда писал кое-чего. Командир полка розочки рисовал. Это, по-моему, командир полка первый, который утонул. Леша Сашенко, вроде, был. Он полетел смотреть какой-то аэродром недалеко от Кракова - это в Польше. У-2 не готов был. И полетел на боевом, полетел, скапотировал на посадке, попал в воду - в лужу, и захлебнулся - утонул. Там народ был на аэродроме, но пока подошли, пока перевернули машину, он утонул. Они боялись что загорится и взорвется самолет, подходить не хотели… А пока суть да дело в фонарь вода набралась и он захлебнулся. Тело положили, послали за машиной, труп увезти, а какой-то парнишка подвернулся, взял да одежду стащил у него на пропой, костюм вот летный. Ну, нашли этот костюм, нашли этого парнишку.

— И что с ним? Наказали?

Наверное, наказали, я этого уже не знаю. Наверное, наказали. Хороший был командир полка.

— А Вы на таком летали, дарственном?

Летал, наверное. На разных самолетах летал.

— Вы не помните, они чем-нибудь отличались? По отделке, там от обычных, стандартных, которые шли от завода серийным потоком?

Ну надпись была… А так и вспомнить-то нечего…

Командир полка Сашенко на фоне Ла-5 «Валерий Чкалов»

— Вы в войну в каком звании закончили?

Войну закончил в звании майора. Командир второй эскадрильи.
Командир полка был Глушков. А летал в основном я. И еще летал другой командир эскадрильи Петя Панченко. Петр Петрович.

Панченко П.П.

- Как вы получали награды?

Так получали за тридцать вылетов боевых, тогда давали орден, за пятьдесят, сто и так далее. И за сбитые. Это Сталин приказ такой дал. Вот я сделал сто, сто пятьдесят пять боевых. Нет, сто пятьдесят четыре боевых вылета, вот. И… у меня мало орденов.

- А почему?

Не давали. Сперва давали ордена «по записи», то есть записывали что дали, а ордена хранились где-то там… Но я с командиром дивизии Героем Советского Союза Лакеевым повздорил, и он мне награды зажал.

— Вы что-нибудь вспомните, истории какие-нибудь интересные?

Значит, вот подо Львовом, Ходорев такой городок есть. Это южнее Львова. Там было, значит, такое озеро большое, а от озера речка идет. А потом эта речка заканчивается. Вот и я все наблюдал вот за этой… И я все подозревал, думаю:
«Почему тут кончается, там течет вот эта вода, а тут закрыто. — И думаю, — надо тут попробовать стрельнуть». Так и стрельнул. Шел с задания, так я знал, это озеро справа от меня, вот. Ну, я слева, вижу там какие-то пароходики, понимаешь, вроде, и по пароходикам по этим как дал. Взрыв! И выше меня огонь.

- Вы с какой высоты стреляли?

Стрелял метров, наверное… Ну сто метров высоты было. Да, метров сто. Хорошо видно мне было, как стрельнул и взрыв. И этот взрыв такой огромадный был... Проскочил я, и сперва не заметил силы взрыва. Выскочил, посмотрел, пылает выше меня, на сто двадцать метров. Сто двадцать метров замерил, справа это озеро загорелось, вот. Эта речка быстро выгорела, а это озеро горит. Ну, пришел на базу, сел и горело оно у нас пятьдесят или сорок дней. Все я удивляюсь, как жив остался.

- А что это было такое?

А там бензина запасы. Целое озеро бензина. А горело, так видно за несколько километров… видно далеко. Так вот немцы замаскировали хранилище под озеро – сверху вода и станция насосная. Качали вроде воду немцы, а там бензин был. Ну, в общем, они бензином были обеспечены.

— Бывало ли такое, что более опытные пилоты дарили молодым, сбитые самолеты?

Да нет, по-моему. Что бы сбил и отдал кому-то другому…Такого не было.

— Основное занятие Вашего полка, в чем заключалось? Вот какие задачи в основном выполняли?

Какие скажут, такие и выполняли. Прикрытие штурмовиков - много вылетов было. 98 вроде. Бомбардировщиков, тоже были случаи.

— Летали с кислородными масками?

Да, А как же иначе. Кислород всегда был, да. Если чувствуешь, что тебе не хватает, кранчик открыл побольше.

— А у Вас был мундштук или маска?

Маска. А мундштуков не было. Я их даже не видел.

— Скажите, пожалуйста, на Ваш взгляд. Самое неприятное задание, самое сложное, которое могло быть. Вот, что истребители больше всего не любили?

Не знаю. Мне казалось, все одинаково. Вот я сделал сто пятьдесят вылетов. Ни одного вылета не было, что бы сказал: «О! Ерунда!» Нет, например кто-то говорит, что хуже всего было прикрывать штурмовики. «Ой, — говорят, как не любили. — Что все, — говорят, — зенитки твои». Ну бывает и так. Когда прикрываешь Илов, или выше забираешь, или куда-то в сторону уходишь. Понимаешь? А бывает так, что попал в сторону, да не в ту, там огня больше. Ну, истребителю проще, раз и повернул в другое место, занял. Уходишь быстро от зениток. Вот. Ну а бывало так, что и сбивали.

— На Ваших глазах товарищи гибли? Или вылетали и пропали, и все? Ну вот так, что бы Вы летите, на прикрытие, и Вы видите, как зенитка попала в самолет, он взорвался, или увидели, как горящим вниз пошел? Было такое?

Ну не без этого. Он просто вниз уходит… Сбитый, может и не сбитым быть, может там внизу истребители? То есть, четко сказать, однозначно, что самолет уничтожен. Дело в том, что я считаю так. Если ты летчик, это невозможно все увидеть. Понимаешь? Надо только обеспечить себя или скоростью или высотой.
Бывало и так: вылетел и… вернулся, но пешком. Вот Героев... они полетели вдвоем, а вернулись - один пешком, а второй на лошади - мертвый. Второй - погиб.

— На сколько вообще запаса топлива хватало, по времени?

По времени, может быть в пределах три часа, на Лавочкине. Это на самом экономичном режиме.

— А в бою?

В бою, может быть… Да час, час-то уж хватит. Час как минимум. Даже побольше.

— Мне говорили, что на Ла-5 на форсаже, если на боевом режиме, полчаса и самолет с сухими баками.

Нет, это неправда.

— Нам один человек из 2-го гвардейского полка говорил, что им на Ла-5 ставили импортные двигатели – американские. Были ли у Вас такие случаи, что бы у Вас ставили какие-то другие двигатели?

Не было, не помню таких двигателей.

— Сколько моточасов служил двигатель до переборки?

По-моему, 200 часов.

— А самолет, планер?

А самолет бесконечно… Ну, летает и летает, пока не сломали.

— Вы сколько сменили за войну самолетов?

Да я даже в один день летал на разных самолетах.

— У Вас своего не было, закрепленного?

Закрепленный был. Но бывает так, что кто-то там на нем уже работает, или в ремонте стоит, и тогда я на другом лечу. Любой самолет, который есть, который я захочу, на том вылечу.
Вот полетел однажды на чужом самолете, летел, летел, нормально и вдруг перевернуло вдоль оси, и я оказался без сознания. Потом пришел в себя и думаю «В чем дело?» У Лавочкина были посадочные щитки которые выпускали на посадке. Они как-то заходили за крючок и держались. А со временем детали стирались и крепление ослаблялось, и вот у меня на скорости один и вышел - и меня так перевернуло, что я сознание потерял. Хорошо на высоте дело было, а то в землю бы воткнулся сразу.
Ну, самолет узкий, потом эти «нашейники» - не побился, только потерял сознание и снова пришел в себя.
Ведомый спрашивает: «Что ты мудишь? — говорит, — Ты чего крутишься?».
Вот я только в сознание пришел и отвечаю - «Потом… Прилечу - расскажу».
Прилетел и вот говорю Филиппов, — был у нас такой техник звена: «Меня так перевернуло, что я сознание потерял». Мы слышали про такие случаи в других полках. Вроде летчики погибли даже.

— Были ли жалобы со стороны летчиков на то, что было жарко и то, что горячие выхлопные газы проникали в кабину…

Пекло очень. Я, например, нашел старое кожаное пальто, и сапоги закрывал сверху. Настолько пекло, что убираешь ноги с педалей. Ну, когда начинаешь воевать, так про это забываешь.

— С фонарем закрытым всегда летали? Или с открытым летали?

Всегда с закрытым, всегда, все время с закрытым.

— А вот качество стекла? Остекление нормальное было или с желтизной? С трещинами?

Нет. Хорошее стекло. Чистили, мыли их все время.

— Бронестекло у Вас стояло или обычное было?

Какое-то бронестекло стояло, но оно настолько уже мутное… ну не то что бы мутное, а не видно… Заднее. Сантиметров 10.

— А переднее?

Переднее - фонарь. Там вот такой толщины стекло сантиметров тридцать… Ну не меньше десяти…Толстое было, очень толстое, но только переднее, а боковые — простые.

— Как вы узнали о том, что победа пришла?

Да как все. 19 апреля 45 года я вылетел в последний раз. В последнем вылете взорвал какой-то склад с горючим. Был я у девушки у одной. И вдруг стрельба . Я выскочил из дома, а навстречу солдаты – идут и в воздух стреляют. Я спрашиваю «Ты чего дуришь?», а он мне в ответ – «Командир, ты что, не знаешь? Война то кончилась!» Ну и я начал стрелять… Победили!
Вот так. Ну, вы уж меня простите, что не много рассказал, но что вспомнить смог… Стар я стал, да два инсульта… Может где и подзабыл.

Выписка из летной книжки.

По данным ЦАМО зафиксирован 1 сбитый самолет противника лично: 01.04.45 м/л Валяев А.С. 1 Ме-109 юго-зап. Травники 14:30-15:15