1945 год

Д.Т.Никишин "Страницы биографии военного летчика" Подготовил к публикации Б.П.Рычило ©2000-2002  

Вверх
1929 год
1930 год
1931 год
1934 год
1937 год
1938 год
1938 год
1939 год
1939 год
1940 год
1940-41 годы
1942 год
1942 год
1943 год
1944 год
1945 год
1945 год
1948 год
1953-60 годы
1960 год
1960-68 годы
1968 год

 

Командир 6-го Гвардейского бомбардировочного Краснознаменного, ордена Суворова Львовского авиакорпуса. 2-я ВА, 1-й Украинский фронт

 

Около двух лет я отслужил в Управлении бомбардировочной авиации Главного Управления боевой подготовки фронтовой авиации ВВС КА. На моем счету было 11 боевых вылетов – в основном ведущим полков и дивизий.

Бои шли уже на территории Германии, в очередной раз я отправился в район Оппельна, где немцы отчаянно сопротивлялись и даже предпринимали контрнаступление. КП командующего в какой-то момент оказался в окружении, и мы, отрезанные от тылов, дня три голодали, тогда я с начальником метеослужбы воздушной армии майором Попелем поехал на «виллисе» в ближайший городок найти что-нибудь съестное. Город оказался совершенно пустым – население организованно эвакуировалось, продуктов нигде не осталось. Тогда я решил осмотреть садовые участки за городом, и в одной из дач в погребе нашел мед и еще какие-то домашние заготовки. На обратном пути встретился наш танк – это была разведка танкистов, у них разжились двумя буханками хлеба и вернулись на КП. Продукты я передал Попелю, чтобы он отнес командующему, а себе оставил горбушку хлеба и немного меда в котелке, устроился на «виллисе», чтобы наконец перекусить. Водитель стоял рядом с машиной. С КП вышел Попель, направился ко мне, и в этот момент немцы начали артналет. Я инстинктивно нагнулся над котелком, чтобы в него не попала земля, вокруг песок и грязь поднялись стеной… Когда все стихло, первое что я увидел – заляпанную грязью голову Попеля, лежащую на земле. Веки ее дергались. Я удивился: не думал, чтобы оторванная голова могла моргать. Вдруг глаза открылись, задвигались. Я спросил: «Попель, ты жив?». «Жив», - отвечает. Оказывается, его швырнуло взрывом в воронку и засыпало землей по самую шею. А водитель исчез, казалось, бесследно. Но скоро мы и его нашли под «виллисом». Как выяснилось, взрывная волна подняла машину вместе со мной и бросила на водителя, который уже упал на землю. Чтобы его оттуда достать, пришлось приподнимать «виллис». Самое невероятное, что никто из нас троих при этом серьезно не пострадал.

В феврале 1945 года в субботу я прилетел с фронта в Москву, удалось выкроить несколько часов времени, и на служебной машине отправился навестить родителей в Лианозово. Позади остались Рождественская церковь на Бутырской улице, последние городские кварталы, дальше вдоль Дмитровского шоссе тянулись пустыри с редкими деревенскими домами, рабочими бараками. У моста окружной железной дороги в Лихоборах миновали последний КПП комендатуры, отсюда начиналось Подмосковье. Несмотря на то, что фронт уже был далеко, все было погружено в темноту. У родителей в доме квартировал расчет зенитной батареи, прикрывавшей Лианозовский вагоноремонтный завод.

Хотя я всегда приезжал домой без предупреждения, мать сердцем чувствовала, что я должен появиться, и в этом она никогда не ошибалась. В тот приезд она мне сразу сказала: «Знаешь, было мне сегодня странное видение: стоит в расстегнутой солдатской шинели и без фуражки Сталин, смотрит вверх. Я его спросила: «Где мой сын?» А он показал рукой вверх. Я глянула: в небе полно самолетов. Странное видение, к тому же я и не спала». На это я заметил, что ничего странного не вижу, я же все время летаю. Но мать не согласилась, сказала, что все это означает что-то другое.

В воскресенье мы с женой отправились в Военторг на Воздвиженке, чтобы выкупить положенный мне набор продуктов. В очереди меня кто-то взял за локоть – это был порученец маршала Новикова Женя Полежаев. Он мне говорит: «Маршал ждет тебя на улице в машине, поедете в Кремль». Я оставил жене деньги, сказал, что за чем-то срочно вызывают. Маршал посмотрел на меня и спросил: «Ну что, писал шифровку про Добыша?»...

Этому разговору предшествовали такие события:

Герой Советского Союза генерал-майор авиации И.С.Полбин[1] командовал 6-м Гвардейским бомбардировочным авиакорпусом. В 1943 году его на эту должность выдвинул из Инспекции Василий Сталин, когда Судец был назначен Командующим 17-й ВА. При штурмовке целей в окруженном Бреслау[2] 11 февраля 1945 года Полбин погиб в результате прямого попадания зенитного снаряда в его Пе-2. Из экипажа спасся на парашюте только стрелок-радист Орлов[3]. Срочно требовалось найти равнозначную замену. Я хорошо знал командиров обеих дивизий, входивших в корпус - полковников Добыша и Грибакина. Поскольку Добыш был опытнее, я предложил маршалу  А.А.Новикову[4] назначить именно его, и для согласования сообщил об этом шифровкой Красовскому и Коневу. Однако последний с назначением Добыша почему-то категорически не согласился, Вероятно, причина в том, что Добыш и супруга его Кира Львовна были евреями. Когда Новиков доложил о сложившейся ситуации И.В.Сталину, тот вдруг сказал: «А почему вы держите до сих пор в штабе Никишина? Он занимает должность, равную заместителю командующего воздушной армией, а опыта командира корпуса еще не имеет».

Приехали в Кремль. Я был здесь впервые, хоть и полковник уже, но поджилки тряслись. Меня привели в какой-то кабинет, где во главе стола сидел Маленков. Он спросил: «Вы знакомы с 6-м корпусом?». Я рассказал, что корпус сформирован на базе бригады РВГК, которой я командовал, в последующем работал с ним на Западном фронте, бомбил Старую Руссу… Задав еще два-три вопроса, Маленков сказал: «Есть решение о вашем назначении командиром корпуса». Вылетать было приказано немедленно. Я передал ключи от сейфа своему штурману Владимирову, съездил домой за чемоданчиком. Жена спросила только: «Опять на фронт?». Так состоялось мое назначение в корпус, а в Управлении меня сменил полковник В.Ушаков.

На Центральном аэродроме у моего Пе-2 уже ждал штурман корпуса Герой Советского Союза Ромашов, но долетели мы с ним в тот день только до Ченстоховы - дальше стоял непробиваемый туман. Наконец, через два дня добрались до штаба корпуса в Бриге (Бжег). Меня там хорошо знали и не удивились появлению, но, как оказалось, приказ о моем назначении на корпус еще не пришел. Зато эту новость тут же объявило берлинское радио.

Наверное, из всех командиров авиакорпусов в то время я единственный был в звании полковника - остальные уже стали генералами. Генералами были и оба моих заместителя. Надо заметить, что 6-й гв.БАК считался по всем показателям лучшим в бомбардировочной авиации.

С первого же дня я летал на уничтожение группировки фашистов в Бреслау, окруженной 5-й армией Глуздовского.[5] Немцы дрались отчаянно, и штурм города уже после капитуляции Германии продолжался вплоть до 13 мая. Наша разведка работала очень четко, давая целеуказание с точностью до здания, где находился противник. Например: «В таком-то квартале здание под зеленой крышей - столовая летного состава, обед начинается в 13.00», и мы с пикирования наносили точный удар.

Правда, поначалу активно действовала дивизия Добыша, а полки Грибакина оставались на земле. Это Коневу не понравилось и он отправил меня разобраться. Я прилетел в район Бунцлау, где 8-я гв.бад Грибакина базировалась на грунтовом аэродроме. Поле было сырое, они пробовали взлетать, но безуспешно. Я осмотрел аэродром и с краю обнаружил земляную гряду, которая подсохла. Подготовили звено Пе-2, на каждый подвесили по 12 ФАБ-100, самолеты один за другим разбежались по гряде и успешно взлетели. Мне хотелось показать им бомбометание с пикирования, но из-за низкой облачности не решился, дал команду бомбить с горизонтального полета, и мы успешно поразили свои цели в Бреслау. Когда вернулись, Конев был доволен: «Вот, всегда самому приказывать надо…»

Всего до конца войны я произвел семь боевых вылетов, а в основном, конечно, решал задачи планирования и управления. (Оппельская, Ратиборская, Берлинская, Пражская операции, ликвидация группировок в Глогау, Бреслау, Котбусе).

 

Здесь счет уничтоженных в воздухе с моим участием пополнил пятый немецкий самолет - истребитель Ме-109. Как обычно, Красовский (сам он летчиком не был) ради лучшей маскировки разместил свой штаб у населенного пункта Камезе в какой-то усадьбе, и рядом с ней посадить боевой самолет было невозможно. Поэтому, получив приказ прибыть в штаб, я вылетел туда на безоружном По-2. Уже недалеко от штаба за мной увязался Ме-109, видимо, летевший на разведку наших аэродромов и не избежавший соблазна легкой добычи, какою представлялся ему мой тихоходный биплан. Оторваться от вражеского истребителя никак не удавалось, и тогда я направился к городку Конты, где стал петлять между высокими черепичными кровлями домов, летал чуть ли не по улицам. С башни ратуши за этими маневрами следил наш воздушный наблюдатель и по телефону доложил в штаб, что «мессер» гоняет По-2. «Какой бортовой номер?» - поинтересовался Красовский. «Пятнадцатый». «Ну, значит, Никишин не прилетит, - сделал вывод командующий – будем начинать без него». В этот момент немецкий летчик слишком увлекся преследованием, зацепился крылом за крышу, рухнул на площадь прямо перед ратушей и загорелся, о чем наблюдатель тут же и сообщил в штаб, а скоро в зале, где шло совещание, появился и я. Назад в корпус Красовский из осторожности отправил меня на машине.

При подготовке к Берлинской операции части корпуса (все имели на вооружении самолеты Пе-2) базировались на двух отбитых у немцев аэродромах: 80-й, 81-й, 82-й гвардейские полки 1-й гвардейской бомбардировочной авиадивизии Добыша на аэродроме к северу от города Заган (сейчас - Жагань, в Польше), 160-й,161-й, 162-й гвардейские полки 8-й бад Грибакина - на аэродроме Шпроттау (Шпротава). Непосредственно перед операцией на аэродром Шпроттау передислоцировался и штаб корпуса.

6-й бомбардировочный авиакорпус действовал в составе 2-й воздушной армии на 1-м Украинском фронте. Войска этого фронта штурмовали город южнее 1-го Белорусского. В последних числах апреля я на своем КП, находившемся уже почти в центре Берлина в огромном здании компании «Телефункен», по поручению Красовского руководил действиями всей 2-й ВА. На земле шли упорные бои за каждый квартал города, и наши бомбардировщики наносили удары по узлам обороны немцев, обеспечивая продвижение танкистов. Доклады о ходе операции непрерывно шли прямо к Сталину. В Берлинской операции 1-я Гвардейская танковая армия генерала Катукова наступала на направлении главного удара 1-го Белорусского фронта, которым командовал Г.К.Жуков.

В какой-то момент танки Катукова уперлись в крупное здание, оказались в тупике, попали под огонь «фаустников» и остановились. Жуков потребовал от Катукова объяснить, в чем дело. Тот почему-то скрыл настоящую причину и заявил, что по его танкам нанесли удар наши бомбардировщики. Жуков - к командующему 16-й воздушной армией С.И.Руденко, но Сергей Игнатьевич доложил, что его бомбардировочный корпус в указанное Катуковым время дозаправлялся на аэродромах, и высказал предположение, что это могли быть бомбардировщики 2-й ВА.

Удар по своим войскам - всегда большое ЧП, а в тех условиях - особенно. Жуков тут же связался по ВЧ с Командующим 1-м Украинским фронтом Коневым и резко выговорил ему:

- Наведи порядок в своей воздушной армии. Она отбомбилась по Катукову. Кто у тебя бомбит?

- Никишин.

По поручению Конева на мой КП позвонил командующий 2-й ВА С.А.Красовский с вопросом, в чем дело, почему бомбим свои войска. Я объяснил, что этого не может быть. Красовский передал мой ответ Коневу, но тот не поверил и выслал ко мне для расследования человек восемь, включая военного прокурора, полковника из СМЕРШа, генерала - штурмана 2-ВА. Причем было понятно, что в моей вине никто уже и не сомневается. Я вижу - дело плохо, позвонил начальнику штаба корпуса в Шпроттау и потребовал немедленно доставить все аэрофотоснимки с наших бомбардировщиков, наносивших в тот день удары по целям в Берлине. Вскоре на площадь рядом с КП сел на По-2 штурман авиакорпуса Ромашов, привез еще мокрые фотоснимки, и их тут же разложили на большом столе в зале на третьем этаже. Спустя короткое время мой адъютант Масюк доложил, что приехала группа на двух «Виллисах». Они пришли наверх, и прокурор с порога поднял крик. Мне с трудом удалось утихомирить его, разъяснить, как организовано управление авиацией над Берлином. Затем мы спустились на третий этаж и по фотоснимкам, плановым таблицам, зафиксированным позывным, времени подхода экипажей, нанесения удара по целям и возвращения на свои аэродромы я убедительно доказал, что мы не могли бомбить Катукова. Прокурор даже вспотел, поняв всю безосновательность своих обвинений, потом позвонил Коневу:

- 2-я воздушная армия участия в нанесении удара по танкам Катукова не принимала.

Все это разбирательство происходило под непрерывным обстрелом, в разгар штурма Берлина, продолжалась боевая работа нашей авиации. В конце концов я накормил проверяющих обедом, с тем они и уехали в штаб фронта. Вопрос закрыли, однако Жуков этого случая с Катуковым не забыл, Как известно, Георгий Константинович очень ценил его, но все же отказался представить к третьей Звезде Героя за взятие Берлина, что позже мне подтвердил и маршал С.Руденко.

Не забыл Георгий Константинович обо мне. Во всяком случае, командуя Одесским военным округом, добивался моего перевода к нему на должность командующего ВВС. Но я не дал своего согласия, поскольку был чрезвычайно загружен делами в должности командующего 76-й Воздушной армии в Ленинграде.

В те дни пришлось быть свидетелем воздушного боя в небе над Берлином, в котором наш истребитель сбил реактивный Ме-262. Это был единственный за войну случай, когда я видел в воздухе немецкий реактивный самолет.

После завершения Берлинской операции с 3 мая моему корпусу поставили задачу наносить удары в районе Мельник западнее Праги по отступавшей лесами на запад группировке немцев. Существовала опасность, что они войдут в Прагу, и требовалось этому воспрепятствовать. Здесь в лесу мне сдался в плен немецкий генерал-лейтенант медицинской службы.

Хотя над Чехословакией и Германией действовали и ВВС союзников, никаких инцидентов в воздухе между нами не было. Так что появлявшиеся иногда сообщения о якобы имевших место воздушных боях между советскими и американскими самолетами на завершающем этапе войны по-моему, не соответствуют действительности, иначе я о них знал бы. Такие случаи бывали раньше - над Украиной и Молдавией.

Ночью 9 мая в штабном автобусе Жадова мы разрабатывали план операции по уничтожению отступавших немцев, когда поднялась бешеная стрельба – это пришло известие о капитуляции Германии. Впрочем, еще и 13 мая мы продолжали летать с аэродрома Бжэг и бомбить окруженных в Бреслау фашистов.

В начале июля 1945 года 6-й гв.БАК перебазировался в Австрию.


[1] Полбин Иван Семенович (1905-1945 гг.), дважды Герой Советского Союза, генерал-майор авиации, разработал и внедрил в практику боевых действий групповой удар бомбардировщиков с пикирования (“вертушка”).

[2] Ныне - Вроцлав, Польша.

[3] После войны я встречался с Орловым, но из разговора с ним так и не получил полной ясности, как же погиб Полбин. Орлов попал в плен, потом в советские лагеря. Я уверен, что и штурман Полбина остался жив (присылал мне записку), но пропал в лагерях уже после войны

[4] Новиков Александр Александрович (1900-1976 гг.), дважды Герой Советского Союза, во время ВОВ - Командующий ВВС.

[5] Глуздовский Владимир Алексеевич (1903-1967 гг.), ген.-лейтенант, в ВОВ командовал 31, 7 и 6А.

 

Назад Следующая

Реклама