Командир 6-го
Гвардейского бомбардировочного Краснознаменного, ордена Суворова
Львовского авиакорпуса. 2-я ВА, 1-й Украинский фронт
Около двух лет я
отслужил в Управлении бомбардировочной авиации Главного Управления
боевой подготовки фронтовой авиации ВВС КА. На моем счету было 11 боевых
вылетов – в основном ведущим полков и дивизий.
Бои шли уже на
территории Германии, в очередной раз я отправился в район Оппельна, где
немцы отчаянно сопротивлялись и даже предпринимали контрнаступление. КП
командующего в какой-то момент оказался в окружении, и мы, отрезанные от
тылов, дня три голодали, тогда я с начальником метеослужбы воздушной
армии майором Попелем поехал на «виллисе» в ближайший городок найти
что-нибудь съестное. Город оказался совершенно пустым – население
организованно эвакуировалось, продуктов нигде не осталось. Тогда я решил
осмотреть садовые участки за городом, и в одной из дач в погребе нашел
мед и еще какие-то домашние заготовки. На обратном пути встретился наш
танк – это была разведка танкистов, у них разжились двумя буханками
хлеба и вернулись на КП. Продукты я передал Попелю, чтобы он отнес
командующему, а себе оставил горбушку хлеба и немного меда в котелке,
устроился на «виллисе», чтобы наконец перекусить. Водитель стоял рядом с
машиной. С КП вышел Попель, направился ко мне, и в этот момент немцы
начали артналет. Я инстинктивно нагнулся над котелком, чтобы в него не
попала земля, вокруг песок и грязь поднялись стеной… Когда все стихло,
первое что я увидел – заляпанную грязью голову Попеля, лежащую на земле.
Веки ее дергались. Я удивился: не думал, чтобы оторванная голова могла
моргать. Вдруг глаза открылись, задвигались. Я спросил: «Попель, ты
жив?». «Жив», - отвечает. Оказывается, его швырнуло взрывом в воронку и
засыпало землей по самую шею. А водитель исчез, казалось, бесследно. Но
скоро мы и его нашли под «виллисом». Как выяснилось, взрывная волна
подняла машину вместе со мной и бросила на водителя, который уже упал на
землю. Чтобы его оттуда достать, пришлось приподнимать «виллис». Самое
невероятное, что никто из нас троих при этом серьезно не пострадал.
В феврале 1945 года
в субботу я прилетел с фронта в Москву, удалось выкроить несколько часов
времени, и на служебной машине отправился навестить родителей в
Лианозово. Позади остались Рождественская церковь на Бутырской улице,
последние городские кварталы, дальше вдоль Дмитровского шоссе тянулись
пустыри с редкими деревенскими домами, рабочими бараками. У моста
окружной железной дороги в Лихоборах миновали последний КПП комендатуры,
отсюда начиналось Подмосковье. Несмотря на то, что фронт уже был далеко,
все было погружено в темноту. У родителей в доме квартировал расчет
зенитной батареи, прикрывавшей Лианозовский вагоноремонтный завод.
Хотя я всегда
приезжал домой без предупреждения, мать сердцем чувствовала, что я
должен появиться, и в этом она никогда не ошибалась. В тот приезд она
мне сразу сказала: «Знаешь, было мне сегодня странное видение: стоит в
расстегнутой солдатской шинели и без фуражки Сталин, смотрит вверх. Я
его спросила: «Где мой сын?» А он показал рукой вверх. Я глянула: в небе
полно самолетов. Странное видение, к тому же я и не спала». На это я
заметил, что ничего странного не вижу, я же все время летаю. Но мать не
согласилась, сказала, что все это означает что-то другое.
В воскресенье мы с
женой отправились в Военторг на Воздвиженке, чтобы выкупить положенный
мне набор продуктов. В очереди меня кто-то взял за локоть – это был
порученец маршала Новикова Женя Полежаев. Он мне говорит: «Маршал ждет
тебя на улице в машине, поедете в Кремль». Я оставил жене деньги,
сказал, что за чем-то срочно вызывают. Маршал посмотрел на меня и
спросил: «Ну что, писал шифровку про Добыша?»...
Этому разговору
предшествовали такие события:
Герой Советского
Союза генерал-майор авиации И.С.Полбин
командовал 6-м Гвардейским бомбардировочным авиакорпусом. В 1943 году
его на эту должность выдвинул из Инспекции Василий Сталин, когда Судец
был назначен Командующим 17-й ВА. При штурмовке целей в окруженном
Бреслау
11 февраля 1945 года Полбин погиб в результате прямого попадания
зенитного снаряда в его Пе-2. Из экипажа спасся на парашюте только
стрелок-радист Орлов.
Срочно требовалось найти равнозначную замену. Я хорошо знал командиров
обеих дивизий, входивших в корпус - полковников Добыша и Грибакина.
Поскольку Добыш был опытнее, я предложил маршалу А.А.Новикову
назначить именно его, и для согласования сообщил об этом шифровкой
Красовскому и Коневу. Однако последний с назначением Добыша почему-то
категорически не согласился, Вероятно, причина в том, что Добыш и
супруга его Кира Львовна были евреями. Когда Новиков доложил о
сложившейся ситуации И.В.Сталину, тот вдруг сказал: «А почему вы держите
до сих пор в штабе Никишина? Он занимает должность, равную заместителю
командующего воздушной армией, а опыта командира корпуса еще не имеет».
Приехали в Кремль. Я
был здесь впервые, хоть и полковник уже, но поджилки тряслись. Меня
привели в какой-то кабинет, где во главе стола сидел Маленков. Он
спросил: «Вы знакомы с 6-м корпусом?». Я рассказал, что корпус
сформирован на базе бригады РВГК, которой я командовал, в последующем
работал с ним на Западном фронте, бомбил Старую Руссу… Задав еще два-три
вопроса, Маленков сказал: «Есть решение о вашем назначении командиром
корпуса». Вылетать было приказано немедленно. Я передал ключи от сейфа
своему штурману Владимирову, съездил домой за чемоданчиком. Жена
спросила только: «Опять на фронт?». Так состоялось мое назначение в
корпус, а в Управлении меня сменил полковник В.Ушаков.
На Центральном
аэродроме у моего Пе-2 уже ждал штурман корпуса Герой Советского Союза
Ромашов, но долетели мы с ним в тот день только до Ченстоховы - дальше
стоял непробиваемый туман. Наконец, через два дня добрались до штаба
корпуса в Бриге (Бжег). Меня там хорошо знали и не удивились появлению,
но, как оказалось, приказ о моем назначении на корпус еще не пришел.
Зато эту новость тут же объявило берлинское радио.
Наверное, из всех
командиров авиакорпусов в то время я единственный был в звании
полковника - остальные уже стали генералами. Генералами были и оба моих
заместителя. Надо заметить, что 6-й гв.БАК считался по всем показателям
лучшим в бомбардировочной авиации.
С первого же дня я
летал на уничтожение группировки фашистов в Бреслау, окруженной 5-й
армией Глуздовского.
Немцы дрались отчаянно, и штурм города уже после капитуляции Германии
продолжался вплоть до 13 мая. Наша разведка работала очень четко, давая
целеуказание с точностью до здания, где находился противник. Например:
«В таком-то квартале здание под зеленой крышей - столовая летного
состава, обед начинается в 13.00», и мы с пикирования наносили точный
удар.
Правда, поначалу
активно действовала дивизия Добыша, а полки Грибакина оставались на
земле. Это Коневу не понравилось и он отправил меня разобраться. Я
прилетел в район Бунцлау, где 8-я гв.бад Грибакина базировалась на
грунтовом аэродроме. Поле было сырое, они пробовали взлетать, но
безуспешно. Я осмотрел аэродром и с краю обнаружил земляную гряду,
которая подсохла. Подготовили звено Пе-2, на каждый подвесили по 12
ФАБ-100, самолеты один за другим разбежались по гряде и успешно
взлетели. Мне хотелось показать им бомбометание с пикирования, но из-за
низкой облачности не решился, дал команду бомбить с горизонтального
полета, и мы успешно поразили свои цели в Бреслау. Когда вернулись,
Конев был доволен: «Вот, всегда самому приказывать надо…»
Всего до конца войны
я произвел семь боевых вылетов, а в основном, конечно, решал задачи
планирования и управления. (Оппельская, Ратиборская, Берлинская,
Пражская операции, ликвидация группировок в Глогау, Бреслау, Котбусе).
Здесь счет
уничтоженных в воздухе с моим участием пополнил пятый немецкий самолет -
истребитель Ме-109. Как обычно, Красовский (сам он летчиком не был) ради
лучшей маскировки разместил свой штаб у населенного пункта Камезе в
какой-то усадьбе, и рядом с ней посадить боевой самолет было невозможно.
Поэтому, получив приказ прибыть в штаб, я вылетел туда на безоружном
По-2. Уже недалеко от штаба за мной увязался Ме-109, видимо, летевший на
разведку наших аэродромов и не избежавший соблазна легкой добычи, какою
представлялся ему мой тихоходный биплан. Оторваться от вражеского
истребителя никак не удавалось, и тогда я направился к городку Конты,
где стал петлять между высокими черепичными кровлями домов, летал чуть
ли не по улицам. С башни ратуши за этими маневрами следил наш воздушный
наблюдатель и по телефону доложил в штаб, что «мессер» гоняет По-2.
«Какой бортовой номер?» - поинтересовался Красовский. «Пятнадцатый».
«Ну, значит, Никишин не прилетит, - сделал вывод командующий – будем
начинать без него». В этот момент немецкий летчик слишком увлекся
преследованием, зацепился крылом за крышу, рухнул на площадь прямо перед
ратушей и загорелся, о чем наблюдатель тут же и сообщил в штаб, а скоро
в зале, где шло совещание, появился и я. Назад в корпус Красовский из
осторожности отправил меня на машине.
При подготовке к
Берлинской операции части корпуса (все имели на вооружении самолеты
Пе-2) базировались на двух отбитых у немцев аэродромах: 80-й, 81-й, 82-й
гвардейские полки 1-й гвардейской бомбардировочной авиадивизии Добыша на
аэродроме к северу от города Заган (сейчас - Жагань, в Польше),
160-й,161-й, 162-й гвардейские полки 8-й бад Грибакина - на аэродроме
Шпроттау (Шпротава). Непосредственно перед операцией на аэродром
Шпроттау передислоцировался и штаб корпуса.
6-й бомбардировочный
авиакорпус действовал в составе 2-й воздушной армии на 1-м Украинском
фронте. Войска этого фронта штурмовали город южнее 1-го Белорусского. В
последних числах апреля я на своем КП, находившемся уже почти в центре
Берлина в огромном здании компании «Телефункен», по поручению
Красовского руководил действиями всей 2-й ВА. На земле шли упорные бои
за каждый квартал города, и наши бомбардировщики наносили удары по узлам
обороны немцев, обеспечивая продвижение танкистов. Доклады о ходе
операции непрерывно шли прямо к Сталину. В Берлинской операции 1-я
Гвардейская танковая армия генерала Катукова наступала на направлении
главного удара 1-го Белорусского фронта, которым командовал Г.К.Жуков.
В какой-то момент танки Катукова уперлись
в крупное здание, оказались в тупике, попали под огонь «фаустников» и
остановились. Жуков потребовал от Катукова объяснить, в чем дело. Тот
почему-то скрыл настоящую причину и заявил, что по его танкам нанесли
удар наши бомбардировщики. Жуков - к командующему 16-й воздушной армией
С.И.Руденко, но Сергей Игнатьевич доложил, что его бомбардировочный
корпус в указанное Катуковым время дозаправлялся на аэродромах, и
высказал предположение, что это могли быть бомбардировщики 2-й ВА.
Удар по своим
войскам - всегда большое ЧП, а в тех условиях - особенно. Жуков тут же
связался по ВЧ с Командующим 1-м Украинским фронтом Коневым и резко
выговорил ему:
- Наведи порядок в
своей воздушной армии. Она отбомбилась по Катукову. Кто у тебя бомбит?
- Никишин.
По поручению Конева
на мой КП позвонил командующий 2-й ВА С.А.Красовский с вопросом, в чем
дело, почему бомбим свои войска. Я объяснил, что этого не может быть.
Красовский передал мой ответ Коневу, но тот не поверил и выслал ко мне
для расследования человек восемь, включая военного прокурора, полковника
из СМЕРШа, генерала - штурмана 2-ВА. Причем было понятно, что в моей
вине никто уже и не сомневается. Я вижу - дело плохо, позвонил
начальнику штаба корпуса в Шпроттау и потребовал немедленно доставить
все аэрофотоснимки с наших бомбардировщиков, наносивших в тот день удары
по целям в Берлине. Вскоре на площадь рядом с КП сел на По-2 штурман
авиакорпуса Ромашов, привез еще мокрые фотоснимки, и их тут же разложили
на большом столе в зале на третьем этаже. Спустя короткое время мой
адъютант Масюк доложил, что приехала группа на двух «Виллисах». Они
пришли наверх, и прокурор с порога поднял крик. Мне с трудом удалось
утихомирить его, разъяснить, как организовано управление авиацией над
Берлином. Затем мы спустились на третий этаж и по фотоснимкам, плановым
таблицам, зафиксированным позывным, времени подхода экипажей, нанесения
удара по целям и возвращения на свои аэродромы я убедительно доказал,
что мы не могли бомбить Катукова. Прокурор даже вспотел, поняв всю
безосновательность своих обвинений, потом позвонил Коневу:
- 2-я воздушная
армия участия в нанесении удара по танкам Катукова не принимала.
Все это
разбирательство происходило под непрерывным обстрелом, в разгар штурма
Берлина, продолжалась боевая работа нашей авиации. В конце концов я
накормил проверяющих обедом, с тем они и уехали в штаб фронта. Вопрос
закрыли, однако Жуков этого случая с Катуковым не забыл, Как известно,
Георгий Константинович очень ценил его, но все же отказался представить
к третьей Звезде Героя за взятие Берлина, что позже мне подтвердил и
маршал С.Руденко.
Не забыл Георгий
Константинович обо мне. Во всяком случае, командуя Одесским военным
округом, добивался моего перевода к нему на должность командующего ВВС.
Но я не дал своего согласия, поскольку был чрезвычайно загружен делами в
должности командующего 76-й Воздушной армии в Ленинграде.
В те дни пришлось
быть свидетелем воздушного боя в небе над Берлином, в котором наш
истребитель сбил реактивный Ме-262. Это был единственный за войну
случай, когда я видел в воздухе немецкий реактивный самолет.
После завершения
Берлинской операции с 3 мая моему корпусу поставили задачу наносить
удары в районе Мельник западнее Праги по отступавшей лесами на запад
группировке немцев. Существовала опасность, что они войдут в Прагу, и
требовалось этому воспрепятствовать. Здесь в лесу мне сдался в плен
немецкий генерал-лейтенант медицинской службы.
Хотя над
Чехословакией и Германией действовали и ВВС союзников, никаких
инцидентов в воздухе между нами не было. Так что появлявшиеся иногда
сообщения о якобы имевших место воздушных боях между советскими и
американскими самолетами на завершающем этапе войны по-моему, не
соответствуют действительности, иначе я о них знал бы. Такие случаи
бывали раньше - над Украиной и Молдавией.
Ночью 9 мая в
штабном автобусе Жадова мы разрабатывали план операции по уничтожению
отступавших немцев, когда поднялась бешеная стрельба – это пришло
известие о капитуляции Германии. Впрочем, еще и 13 мая мы продолжали
летать с аэродрома Бжэг и бомбить окруженных в Бреслау фашистов.
В начале июля 1945
года 6-й гв.БАК перебазировался в Австрию.
Полбин Иван Семенович (1905-1945 гг.), дважды Герой Советского
Союза, генерал-майор авиации, разработал и внедрил в практику боевых
действий групповой удар бомбардировщиков с пикирования (“вертушка”).
После войны я встречался с Орловым, но из разговора с ним так и не
получил полной ясности, как же погиб Полбин. Орлов попал в плен,
потом в советские лагеря. Я уверен, что и штурман Полбина остался
жив (присылал мне записку), но пропал в лагерях уже после войны
Новиков Александр Александрович (1900-1976 гг.), дважды Герой
Советского Союза, во время ВОВ - Командующий ВВС.
Глуздовский Владимир Алексеевич (1903-1967 гг.), ген.-лейтенант, в
ВОВ командовал 31, 7 и 6А.