Интервью с Владимиром Николаевичем Забелиным
Глава 5. Война в Корее

— Вы когда узнали, что Вас пошлют в Корею?

Нам ничего об этом не говорили, и даже не намекали. Cкрывали. Но все больше самолетов становилось, больше летать стали. Стали отрабатывать групповую слетанность, проводить учебные воздушные бои, звено на звено, эскадрилью на эскадрилью. Появились новые летчики и техники, которых переводили из других частей. И мы начали подозревать… А однажды я забрался на «МиГе» на большую высоту — около тринадцати тысяч метров. С «кислородом», конечно. Там пилотирую, и вдруг по самолетной рации слышу:
— А, гадина, бей его!
И русский мат. Где-то там все гудит… Так бывало в войну: сплошной рев. «Бей его!», «Ваня!» И матом… Когда прилетел, рассказал, что слышал. Стало понятно, что дело серьезное…
В последние два месяца перед командировкой мы ощутили, что идет планомерная подготовка. Летаем все больше и больше. И учеба все больше с креном в сторону воздушных боев…

— Овсянников Порфирий Борисович и Михин Алексей Семенович заучивали по переговорным таблицам на китайском или корейском языке фразы и пытались говорить. А Овсянников до сих пор некоторые фразы и слова по-китайски помнит.

Может быть на первых порах, и пытались…

— Они и говорят, что быстро от этого отказались.

В общем, наш полк отправили, и мы, по-моему, 2 февраля 1952 года, прибыли поездом через Андунь в Мяогоу. Перебазировалась вся дивизия: 821-й, 494-й полк и 256-й полки. Прибыли мы без самолетов, без техников, без обслуги. Там на базе корпуса была дивизия тыла, которая обеспечивала весь корпус. Она находилась в Андуне. Потом базовым стал аэродром в Мяогоу. Я видел, как там строили аэродром, удлиняли полосу. Тащат землю в корзинах на какой-то палке, которая заменяет коромысло. Несколько тысяч одновременно, как муравьи…
Нам достался весь персонал и все самолеты 18-го полка 303-й дивизии. Мы заняли его место. 494-й полк располагался на этом же аэродроме, только взлетали мы по-разному - мы на них взлетали. Ну, садились в зависимости направления ветра. А 256-й полк посадили в Аньшане, в Китае, где был крупнейший металлургический комбинат, построенный советскими специалистами. Задача у него была другая – деблокирование передовых аэродромов Мяогоу и Андунь от истребителей противника.

— Как Вы принимали самолет?

Я не принимал никакого самолета, и ни одного летчика 18-го полка не видел. Они уже уехали, а самолеты остались. Самолеты не Комсомольского завода, наверно, Куйбышевского. Ко мне техник подбегает, говорит:
— Возьмите мой самолет! Очень хороший, легкий в управлении, летчики хвалили.
Я поверил и сразу пошел к «233-му».

— А какой окрас самолетов был?

Серебристые. Цифры бортового номера красного цвета.

— Один ветеран полка говорил, что весной 1952 года все самолеты были окрашены в серовато-матовый цвет?

Не перекрашивались. Во всяком случае, у нас в дивизии не было.

— А дополнительная раскраска была? Красный нос, например, как на этой иллюстрации?

Ни одного красного носа не видел. Это придумали. И пилотки на хвостовом оперении не было. Чисто серебристый с красным номером. Да, еще опознавательные знаки Корейской Народной Демократической Республики - в круге звезда.

— А позже полк получал новые самолеты? Или воевал на тех, что получили от сменщиков?

За все время нашего пребывания новых самолетов мы не получили, ни одного.

— Почему Вы отметили, что самолеты были сделаны не в Комсомольске-на–Амуре?

Самолеты, сделанные в европейской части Союза, были легче в управлении, отказов было меньше. А про Комсомольские слухи ходили, что они «дубоватые» в управлении.

— Вы сами летали только на одной этой машине?

Только на одной этой, бортовой номер «233». Когда из 821 полка перешел в 256, то летал уже на другой машине.

— Ну а когда регламентные работы на этой машине проводились?

Регламентные работы проводились только ночью, а боевые задачи у нас стояли днем.

— Я зачитаю список состава Вашей 3-й  эскадрильи на начало боевых действий в Корее, в феврале 1952 года.
— Лазарев Владимир Алексеевич, капитан, командир эскадрильи…

Не капитан, а майор — это достоверно! Он получил это звание еще в Вознесенке.

— Кстати, правда ли, что первую победу в полку одержал, командир Вашей эскадрильи Лазарев. Сбил 1 марта 1952 года «Сейбра»?

Чистое вранье. Но я не помню, кто сбил первый самолет. (По архивным данным, из документов 821-го ИАП следует, что 01.03.1952г. майор Лазарев В.А. сбил истребитель F-86. Согласно наградным документам, командир АЭ майор Лазарев В.А. до июля 1952г. совершил 33 б/вылета, участвовал в 18 в/боях, в которых лично сбил два F-86, за что был удостоен ордена Ленина. И. Сеидов).

— Вы - Забелин Владимир Николаевич — капитан, зам. командира эскадрильи по летной части.
— Баткунов Алексей — старший лейтенант, замполит.

Баткунова не было, по какой причине он не поехал с нами, не знаю. (Баткунов Виктор Сергеевич участвовал в боевых действиях на корейской земле в составе 1-й АЭ 821-го ИАП, имеет на счету один сбитый самолёт США).

— Вешкин Петр Николаевич — старший лейтенант, командир звена.

Потом он мою должность занял. А я, перескочив должности, сразу стал командиром 256-го полка.

— Бадрудинов?

Виктор Сергеевич. Командир звена. Татарин. Вот, кстати! На войне никаких трений на национальной почве не было. Если ты воюешь как надо, то мне все равно, хоть русский, хоть еврей, хоть марсианин…

— Лейтенант Черников Николай Иванович?

Это друг мой. Белорус. К сожалению, погиб в самых первых боях. (Погиб 01.04.1952г. И.Сеидов)

— Вязиков Георгий?

Был…

— Ермолаев Михаил?

Ермолаев, от начала до конца он был моим ведомым. Мы и приехали вместе, и вместе оттуда уехали.

— Шмагунов Владимир Васильевич?

Погиб. Лейтенант.

— Никифоров Михаил Васильевич?

Это совершенно особый случай. Молодой лейтенант. Блондин, симпатичный парень. Познакомился, кажется, в Харбине, где мы были проездом с русской женщиной. И завязалась сумасшедшая любовь. Он захотел жениться, а на войне жениться — это же проблема… И он стал мало думать о полетах…
Ну и вот, организовали судилище - товарищеский суд. Особенно политработники изощрялись:
— Ты что, Родину продаешь?
Он слезу пустил, от полетов его отстранили. (Ст. л-нт Никифоров М. В. воевал в составе полка почти до конца командировки. Был сбит в в/бою 04.07.52г., катапультировался и попал в госпиталь, после чего вернулся в часть. И.Сеидов).

— Кто из состава авиаэскадрильи раньше срока по командировке убыл в Союз, и по какой причине?

Помню, к примеру, был у нас один летчик. Еще в Вознесенке в 821-м полку захотел стать политработником. Был очень активный, агитировал за дисциплину, порядок, и учил, как стать боевым летчиком. И как только туда прибыл, то поскольку замполит Боткунов не поехал, временно этого летчика назначили замполитом эскадрильи. Мы приехали, смотрим: все небо исписано инверсионными следами «Сейбров». Причем крючки «Сейбров» не спутаешь, сразу видишь по инверсионному следу, что это «Сейбр».

— Объясните, пожалуйста?

А очень просто. У него резкие развороты - вираж очень хороший. Крыло механизированное, с предкрылками. Плюс огромные воздушные тормоза. Не такие как у нас на «МиГах» - на хвосте маленькие, а больше метра длины, вот такой вот ширины, сразу за кабиной были, в фюзеляже. И он, когда надо, часто этим пользовался. Как откроет их, ощетинится, ставит самолет вертикально, и под девяносто градусов вниз.

— А для чего они такие крюки делали?

Разворачивался, или, может, боевой маневр делал. Прямо как рыболовный крючок, острый. А наш «МиГ», пишет круги огромные, на виражах он размазня. Отвлеклись мы на подробности…
И вот пришло время летать. Мы облетали район боевых действий, стали вводить нас в бой. Оригинально это было. В Отечественную войну «вводили в бой» до тех пор, пока он не состоится. Более опытные будут прикрывать и обеспечивать безопасность, выделялись силы для сопровождения новичков. Тут ничего подобного не было. Ни одного летчика 18-го полка мы уже не застали. Дали нам кого-то для прикрытия, и мы даже не знали, кто они. Сказали: «Будет прикрытие». И я видел, как на удалении одно звено шло как группа прикрытия. Ну, два таких вылета мы слетали. Один вылет в составе эскадрильи, а второй вылет, через день, в составе полка. Забирались на огромную высоту, на двенадцать–тринадцать километров. Не знаю, зачем, но затащили туда нас те, которые нас сопровождали… Наверно, чтобы не ввязаться в бой, и чтобы всем вернуться… «Сейбры» ниже ходили. Они забирались туда тоже, но война шла-то на высотах — девять, десять километров. Дальше неохотно лазили.
Вот такое «введение» состоялось, а потом сразу пошли вылеты по вызову с КП дивизии. Вылетаем только навстречу с противником, на воздушный бой. И вот первый воздушный бой у нового замполита. Он сразу оторвался, может, и специально оторвался, трудно сказать. И как дико заорет:
— Помогите! Меня убивают!
Зажал кнопку «передача», и таким душераздирающим голосом на всю Корею орет. На самом то деле и близко никого не было… Да, опозорил он нас… Потом отправили его в Союз.

— Он был единственный, кого отправили в Союз?

Еще и по болезни уходили.

— Как Черников погиб?

Дали команду группе на посадку. Они стали над сопками снижаться. Черников ведомым был, но оторвался от ведущего… А «Сейбры» всегда караулили нас, когда мы возвращались на аэродром, чтобы при первой же возможности «из-за угла» ударить. И Черников попался. Его потом долго искали. Рассказывали, что в конце концов где-то в сопках нашли обломки самолета Черникова.

— Кто прибыл к Вам на замену, или в качестве пополнения помните?

В самом конце, в дивизию прибыло несколько летчиков, пять, или шесть. Я их видел, но, пока мы там были, они не летали.

— То есть у вас эскадрилья была не полная? Одного отправили за неспособностью воевать, и двое погибло?

Да, двое: Черников и Шмагунов.

—  Итого у Вас должно остаться семь человек.

На первых порах эскадрилья летала восьмеркой. А потом все меньше и меньше. И дошло до шести.

—  Проблема с командным составом была?

Совершенно верно. Там, в Корее, дошло до того, что некоторых командиров эскадрильи сделали рядовыми летчиками, и они у старших летчиков летали ведомыми. Такое было. Погоны не снимали, но на нижестоящую должность переводили. И командира 256-го полка, подполковника Семенюка, Героя Советского Союза пришлось заменить, и меня с должности зам. командира эскадрильи назначили командиром этого полка. Интересная ситуация сложилась: ко мне, когда я уже принял этот полк, прилетал генерал Красовский, и жил у меня в полку несколько дней. Он в Корее командовал всей авиационной группировкой ОВА.

— Красовский, он сам летал или его привозили?

Конечно, самолетом привозили. С ним мы беседовали, я ему говорил:
— Сейчас нельзя воевать так, как в Отечественной войне. Те боевые порядки теперь не годятся.
— Ну почему? Поднимают же вас полком? Полк — это кулак! А дивизия, так это вообще, кулачище!
А ему в ответ:
— Идем мы полком, в боевых порядках «фронт». Или полк летит, допустим, группа ударная из двух эскадрилий и группа прикрытия. И опять же все мы летим «фронтом». А между самолетами по интервалу, расстояние от пятидесяти до ста метров. Фронт растянулся, конца не видно. Построение неповоротливое. А «Сейбры» дожидаются нас. Они знают, что мы взлетили, у них тоже локаторы есть и их информируют хорошо. Они набирают высоту, и по команде набрасываются на этих самых, на крайних на флангах… Начинается воздушный бой. Ну что нам делать такой оравой? Вольно или невольно одна эскадрилья отрывается отбить атаку, а там может пара, а может четверка, а может восьмерка атакует. Вся эскадрилья отрывается. Вторая эскадрилья отрывается в другую сторону. Остается эскадрилья. Так на первых порах я летал, на прикрытии. Раз, два и нет полка! Он весь развалился на мелкие крошки. Кто-то где-то воюет, но большинство не воюют. Начинают стекаться ближе к своему аэродрому. И полк возвращается поодиночке или парами. Вот такая ситуация!

— Когда Вы вступили в должность командира полка? Как это произошло?

В июле 1952 года меня послали отдохнуть на несколько дней, на Ляодунский полуостров. Я уехал, и не знал, что будет со мной дальше. Просто отдыхал. Днем - дерешься, всю ночь не спишь… Отвоевал я уже почти полгода. На первых порах у нас были потери. Ну не каждый день, но случалось. И неважно, в каком полку беда случилась, все равно все ходили на похороны. Их организовывали политработники, произносили речи: «Мы отомстим за тебя дорогой!...» И прочее... На самом деле ничего в память погибших не делали. К примеру, Черников незадолго до командировки женился, у него ребенок появился… И вот он погиб. Потом когда вернулись в Союз, товарищи навестили семью Черникова и нам рассказали что видели. Его жена жила в каком-то маленьком городишке. Ни денег ей не платили, ни какой помощи не оказывали, и жить негде.

Купаются в Желтом море: Абитковский и Забелин (справа)

— А сколько примерно вылетов в день приходилось делать?

Максимально, три.

— Поясните, почему спать не удавалось?

Вывозили нас на аэродром в летнее время в четыре часа утра. Завтракали уже на аэродроме. Даже просто пребывание целый день в боевой обстановке на аэродроме это большое нервное напряжение. Нас только привезут, буквально через несколько минут, ну, может через час, «Сейбры» проносились над аэродромом на бреющем полете. А когда он идет на бреющем, его мотор так дребезжит… Кажется, что железо по железу скрежещет. Да еще включает форсаж, это разведчики, прилетели разузнать что у нас делается…
А уезжали с аэродрома только когда стемнеет. Поужинаем, посидим, поговорим, сто грамм примем. Объявляется посадка на автобус, повезут на ночевку. И не знаешь, куда тебя повезут на этот раз. Возили в разные места, в убежища. Там стояли кровати… Бывали случаи, когда только расположишься, прибегает кто-то из руководства и говорит:
— Получено сообщение, что «Б-29» уже идут на нас. Срочно переезжать!
Ночью американцы все время летали, бомбили.

— На китайской стороне тоже бомбили?

Бомбили, как правило, на корейской стороне. Но никто поручиться не мог. Нужно было сохранить летный состав. И если сюда идут «Б-29», то везут нас в какое-нибудь другое место. И вот так, повозят, и выспаться не удается. А только заснешь, уже опять нужно ехать на аэродром.
Нас собирались посадить за реку Ялуцзян, на корейские аэродромы. Там построили аэродром, новую полосу. И сказали нам:
— Завтра будем перелетать туда! Будем работать там.
Но ночью пришли «Б-29» и вывели из строя полосу. Весь аэродром в огромных воронках. Ну вот, послали меня на несколько дней отдохнуть. В первую же ночь разразилась гроза. Так загрохотало, что мне показалось: бомбят «Б-29». С закрытыми глазами выскочил, и не помню, как я со второго этажа оказался на улице. Выскочил на улицу, проливной тропический ливень. С ног сбивает, молнии сверкают, грохочет. Не сразу в себя пришел. Короче, отдохнуть не успел. Вскоре прилетел в город Дальний самолет, и забрал меня и моего ведомого Ермолаева в Аньшань. Предварительно со мной никто из руководства не говорил, и не обсуждал. Сказали:
— Летим в Аньшань, на новую работу, будешь воевать в 256 ИАП 190 ИАД.
Не знаю, сколько километров летели, наверное, более двухсот. Прилетаем туда, и встречаюсь с командиром дивизии Корниловым, тогда еще полковником. А я майор. Построили полк, командир дивизии, говорит:
— Вот теперь раскрываю карты. Вы назначены заместителем командира 256-й полка. Командир полка отправлен в Союз. Есть только замполит и начальник штаба. Вы будете командовать полком. Задача одна, вылетать полком по вызову с аэродрома Аньшань и деблокировать аэродромы, Мяугоу и Андунь. Задача непростая…
К этому времени «Сейбры» стали, уже не те «Сейбры», которые были в 1951 году. Раньше «МиГ-15Бис» свободно от него уходил… Но форсировали двигатели, тяга три тысячи шестьсот килограмм и более. Вот тогда-то и стало туго. И «Сейбры» E и F до того обнаглели, что не только блокировали, они стали бить нас на взлете и посадке. Правда, самолеты на земле не расстреливали, по людям не стреляли.

— Когда Вы с ведомым перешли в 256-й полк, самолеты сменили? И какой у Вас номер самолета стал?

Что-то я помню… Самолеты там пришлось нам поменять. Но не на первый попавшийся. Я взял из звена самолетов управления полка, из тех, на которых летал командир полка или его заместители. Чей-то персональный…

— А какой штат полка был?

Вместе со звеном управления сорок самолетов. Эскадрилья двенадцать самолетов. (Не факт, т.к. часть АЭ были не полного состава от 8 до 10 экипажей. Часто встречался такой состав полков: одна АЭ полного состава в 12 экипажей, остальные две по 8-10 экипажей, плюс звено управления 3-4 машины, но обычно летали человека два из управления полка на этих машинах. Либо летало 3-4, но попеременно. По архивным данным 256-й ИАП прибыл в Китай, имея в составе 32 самолёта, что примерно соответствовало штату по 10 лётчиков в каждой АЭ, плюс два в звене управления, что косвенно подтверждается отсутствием зам. командира полка и другого начальствующего состава. 821-й ИАП также прибыл в Китай без самолётов, имея в штате 30-32 лётчика, вместе с управлением полка. И.Сеидов).

— А учебно-тренировочные спарки у Вас, когда появились в Корее??

Когда не помню, но «УТИ МиГ-15 Бис» в Корее в полку было не больше двух.

— Известно, что сначала 821-м полком командовал подполковник Васильев, но после его нелепой гибели в учебном полете в конце февраля месяца, в командование полком вступил Герой Советского Союза майор Дмитрюк. Откуда он прибыл в Ваш полк? (Васильев Александр Никитович, погиб в авиакатастрофе 24.02.1952г. Дмитрюк Григорий Федосеевич имел на счету 10 + 26 лично сбитых самолетов противника за ВОВ, и 5 самолетов противника в Корее И.Сеидов).

Он в наш полк прибыл из управления 190-й дивизии. Героя заслужил еще за бои над Мурманском. Он ничего не боялся, летал смело, уверенно. Смелость его порой доходила до безрассудства, мог поступить сумасбродно. Например, однажды подошел и говорит мне:
— Вылетаем на Гензан! Четверкой. Моя пара и твоя.
А это далеко, на другой стороне Кореи. Я спрашиваю:
— А что делать-то будем?
— Там палубной авиации полно, ползают они там как черепахи, вот мы там и попробуем отличиться.
Ну что, спорить не будешь. Он командир полка, а я зам. командира эскадрильи. Полетели. Чтобы хватило горючего, летели на большой высоте, потом снизились. Прошли над Гензаном, туда-сюда. Ни одного самолета не встретили. Просвистели над этим городком, развернулись и пошли домой. На подходе к аэродрому нас предупреждают:
— Посадку запрещаем! Над аэродромом 24 «Сейбра». Следуйте на Аньшань. Садитесь там.
Горючего мало и когда садились, наверное, ни капли не осталось. Встретили старых знакомых из 494 ИАП, посидели, поговорили. Мы с Ермолаевым в другой комнате спать легли, а они там сидеть остались. Утром вскакиваем, и, не разобравшись с метеообстановкой, взлетаем. Нижний край облаков метров сто пятьдесят. А кругом сопки... На взлете из-за плохих метеоусловий ведомый командира Бушнев разбил самолет. Майор Дмитрюк взлетел один, мы пристроились к нему и он командует:
— Пошли в облака!
И пошли в облака в плотном строю. Я очень боялся за Ермолаева… Вышли мы из облаков только на на двенадцати тысячах. На наше счастье, по всему побережью облачность стоит как стена, вертикально, а берег моря видно. И мы вышли из облаков, снизились сбоку, и зашли к себе домой... Это просто как пример.

— А палубники американские Вам часто встречались?

В этой части Кореи их не было. Они к нам не подходили, воевали на восточном побережье Кореи. Мы практически их не видели.

— А Вы первого своего «Сейбра» когда сбили? И как это произошло?

Это произошло днем 16 марта 1952 года, в простых метеоусловиях, была хорошая погода. Весь полк подняли на перехват авиации противника. Встретились в районе Супхумской плотины. Когда сошлись, оказалось «Сейбров» и «Тандержетов» очень много, более сотни. «Тандержеты» внизу штурмуют. Их считали истребителями, но они были истребителями-бомбардировщиками. То есть их оружие не только пушки и пулеметы, но и бомбы. А все «Сейбры» сверху, их задача, сражаться с нами на высотах 10-12 тысяч метров.
Идет наш полк в боевом порядке «фронт». Потом именно этот эпизод я обсуждал с генералом Красовским. Первая и вторая эскадрилья как всегда в ударной группе. Наша эскадрилья шла с небольшим превышением, метров шестьсот, и на удалении от ударной группы, примерно на километр. Я с ведомым Ермолаевым шел в группе прикрытия.
«Сейбры» уже справа и слева выше нас. И, наверно, по сигналу атакует нас группа справа, сразу же, еще издалека, начинают стрелять по нашим самым крайним самолетам.
Одна эскадрилья отворачивает и начинает бой с теми, которые справа атакуют. Вторая эскадрилья связана боем на левой части. И возникает клубок… Наша эскадрилья тоже ввязывается: одно звено отрывается на помощь отбивать атаку «Сейбров». Вскоре я спикировал парой в эту кашу, и оказался ниже всех.
У «Сейбров» ничего не вышло. Победы они никакой не добились. И как наша группа подключилась к бою, стали они отходить к побережью. Они всегда, когда им невыгодно, отходили в сторону моря, а нам туда – «табу», запрещено. Там их средства спасения ждут, на случай сбития их летчиков. Мы же не имели права пересекать береговую линию. Кто-то еще дерется, вижу: выше нас с Ермолаевым идет пара «Сейбров». Выше примерно на тысячу метров. Но я их не догоняю, а мне еще надо и высоту набирать. А так хотелось атаковать… Осмотрелся, никого вокруг не вижу, только эта пара. Мысль у меня появилась: дай-ка, думаю, вынесу прицел вперед по его курсу. Не собъю, так хоть напугаю. Из всех пушек даю очередь. Огни полетели на них… Результат был совершенно неожиданный. Обычно они из-под удара уходили так: переворот и отвесное пикирование. Но этот ведущий пары пошел не отвесно, а развернулся со снижением на меня. А ведомый его, отвернул вправо и стал пикировать в сторону моря…
Тот, который развернулся, в результате оказался со мной на одной высоте. И начал переходить в вираж… Но оказался у меня на носу. Я вписал его в кружок прицела и дал длинную очередь из всех пушек… И попал. Он перевернулся на спину, и стал падать вниз. Тут я его потерял из виду... А он разбился — подтверждение появилось. Там постоянно работала специальная наземная команда, они ездили на машинах в том районе, где предполагалось падение сбитого и разыскивали обломки. (16.03.52 г. американцы признали только один потерянный Ф-86 из состава 16-й АЭ 51-го авиакрыла, но т.к. на победу претендуют в этот день сразу 10 наших лётчиков из разных частей, то трудно отдать кому-то предпочтение. И.Сеидов).
Прибыла в Корею комиссия московская, в том числе и генерал Савицкий, который командовал авиацией ПВО…

Кадр ФКП

— Вроде был приказ Савицкого, что необходимо пересмотреть результаты, поскольку слишком много сбитых?

Такого приказа не было. Он хотел учить нас, но потом, сам увидел, как били нашего летчика командира эскадрильи Моторина, и что тот при этом выделывал… А на это страшно смотреть было. Гоняли его над аэродромом, что называется от нуля, до четырех тысяч. Он взмывает, там ему шурунут, он вниз пикирует, и «Сейбр» опять рядом с ним… И сбивают его на малой высоте. Моторин успел катапультироваться и остался жив. То, что вытворял он, такого больше не видели… Этим он, может быть, и спасся. (Командир 1-й АЭ 148-го гвиап 97-й иад капитан Моторин Пётр Петрович был сбит над аэродромом 4.05.1952 г. И.Сеидов).
А американцы ходят буквально по береговой черте, а она рядом с нашим аэродромом, но нам на море вылетать нельзя. И 256-й полк держат на аэродроме Аньшань, в Китае, на удалении километров двести с лишним и оттуда вызывают на деблокирование!..

—  6 апреля Вы в течение дня сбили два «Сейбра», причем в одном бою. Расскажите подробно об этих событиях? Каков был состав Вашей группы и состав противника?

В один день два, но не в одном бою. Было это в первой половине дня. Вылетели полком. Смотрим, идет восьмерка, а за ней - вторая. Идем на пересекающихся курсах. Но они чуть ниже. Когда подошли, я сразу же энергично закрутил одну из пар.
Им закрутиться помогали перегрузочные костюмы. Плюс сама аэродинамика их самолета, крыло с предкрылками. Особенно хорошо они маневрировали в горизонтальном положении, а уходили от нас вниз, отрываясь на вертикали. Покрутил я, и вписал ведущего «Сейбра» вначале под две четверти, и открыл огонь. Стрелял длинными очередями… Мы были почти на одной высоте. Я смотрю, снаряды попадают ему прямо в фюзеляж. Снаряды пушки «37»-миллиметровой, прямо на фюзеляже. Как будто бы по пыльному мешку бьешь, и пыль отлетает… Ну он и завалился на левый бок, так и стал падать вниз.
А второй… Это было в тот же день, во втором вылете. Ситуация была почти аналогичная, только в другом районе… Сенсен-Кейдзио

— Вот здесь в Вашей книжке записано, что вылетала группа из двадцати четырех самолетов.

А «Сейбров» было тридцать. В районе Бихен. Там, в этом районе, я и позже сбивал. Похожая была встреча, только с другого направления. В этот раз они шли со стороны моря. А в первом случае - к морю. В это время появились «Сейбры», помощнее, чем те, с которыми воевали летчики в 51-м году. Тогда были первые «Сейбры-А» с более слабым движком. И от него вверх оторваться можно было легче…
Сейбр, которого я атаковал пошел на маневр вроде боевого разворота… Я быстро сблизился с ним, вписал его в прицел и дал длинную очередь из всех пушек с дистанции 300 метров. Своими глазами я наблюдал полное разрушение хвостовой части самолета и его падение. Это был мой четвертый Сейбр. (За 6.04.52г. победы на Ф-86 заявили 6 наших лётчиков, но американцы не подтверждают эти потери. Правда за 5-е апреля был потерян один Ф-86, скорее всего именно утром 6-го апреля его и сбили, тут видимо вкралась разница во времени. Однако, кому конкретно отдать эту победу, трудно определить. И.Сеидов.).

— Вы куда-то конкретно целились? Или в принципе невозможно, в конкретную точку самолета прицелиться?

Не знаю… Я все стрельбы проводил только с подвижной сеткой прицела по самолету в целом. Некоторые летчики, в том числе и наш командир полка Дмитрюк, по подвижной сетке не стреляли. Я был с ним в одном бою, помню, он стрелял, сам определяя упреждение. Но так можно ошибиться.

— Действительно хорошо помогала подвижная сетка? Многие на нее ругаются.

Да, я это знаю. Но я все стрельбы проводил только по ней. Я не знаю точно, какие на других самолетах стояли прицелы. Но у меня улучшенный вариант. Однажды появляется московская команда инженеров, которая привезла несколько прицелов. Это было в 821-м полку. К этому времени у меня уже были сбитые. Я их заинтересовал, и они обратились с предложением:
— Хотите, мы Вам поставим новый улучшенный прицел?
Ну, кто не захочет. И они мне его поставили. Я в него поверил, и целыми днями, когда сидел в кабине тренировался. Включаю прицел, и отрабатываю движения левой рукой. Правая рука ведь будет на ручке... Вот я включаю эту подвижную сетку и обрамляю разные доступные предметы. В конце концов я уже просто чувствовал, какое расстояние до любой цели. Все время тренировался… И даже когда резко маневрировал, управление прицелом на ручке газа крутил уже автоматически.
Может, прицел был действительно лучше. А может быть отработал, довел до автоматизма процесс прицеливания.

— Результативным был май месяц 52 года. 17 мая летчики 821-го полка провели успешный бой против «Тандержетов» «F-84», в котором сбили пять штурмовиков, одного из которых сбили Вы. Хотелось узнать, подробности этого сражения. Действительно четверка наших сбила пять штук?

Мы летали на перехваты «F-84» звеном, в район Сенсен. Мне этот полет понравился. В этот день я со всем полком не вылетал. А тут случилось так, что когда дали готовность звену, я был рядом с самолетом. У нас там дело было поставлено так: если вылет начинается, летчик еще только подходит к самолету, техник уже запускает двигатель и помогает парашют одеть, пристегнуться… И вот техник мой, и я тоже быстро сработали. Прыгнул в кабину, раз, два и вылет. Задачу ставят уже в полете. На этот раз: «В районе Сенсен, недалеко от моста через Ялудзян «Тандержеты» атакуют китайских добровольцев. Им тяжело сейчас, надо помочь». Мы очень быстро выскочили туда, даже проскочили. Стали разворачиваться, и я смотрю, впереди столб дыма и пыли большой. Там был кто-то из наших наводчиков, на русском языке заговорил и направил нас:
— Атакуйте! Просят скорее! Атакуйте!
И я, парой с Ермолаевым, прямо в это облако нырнул, а вторая пара за нами не пошла. На отдалении обошли. Я спикировал, даже временами земли не было видно из-за этой пыли и гари. Настигли они там китайцев, когда те были на отдыхе, китайцы шли на фронт только ночами.
Как только я выскочил на бреющем полете, штурмовики выходили в залив. Я ближнего атакую, а он снижается… и идет чуть ли не по воде. Я нарушил запрет, уже над водой его догнал. Меня смущало малое расстояние до воды – метров тридцать. Опыта не было, а тут еще солнце…. Я догнал его, он понял, что уйти не сможет. А вираж у него еще лучше, чем у «Сейбра». Он крутанул вправо, а я ему подрезал и открыл огонь. Он стал разворачивать в сторону берега. А я его бью в это время. Вижу взрывы на его фюзеляже, хвостовом оперении, треть от правого крыла оторвало, и он упал на береговой черте и взорвался…

Кадр ФКП

— Мы на фотографии видели…

Во все стороны, а он все равно: тянет, тянет, тянет, до самой земли. Вылетел на берег, и на малой высоте свалился… Взрыв, и ничего от него не осталось. Это был шестой самолет, который я сбил в небе Кореи. (17.05.52 г. лётчики 821-го иап заявили о сбитии 5 Ф-84. Американцы подтверждают потерю в этот день 4-х своих Ф-84 из состава 49-го и 136-го ибак. Так как победа Забелина полностью подтверждается обломками, найденными поисковой командой полка и найденным в кабине погибшим лётчиком США, то можно с большой долей уверенности сказать, что в этом бою Забелин сбил Ф-84Д №48-760 из состава 154-й аэ 136-го ибак. Пилот этого Ф-84 по фамилии Смит пропал без вести. Официально сбитый 17.05.1952 г. F-84 «Тандерджет», был на счету Забелина шестой победой в составе 821-го иап. И.Сеидов).

— А как Вы думаете, почему он так виражил? У него рули заклинило? Или Вы летчика убили? Или летчик перетрусил?

Нет. Туго ему пришлось, чего он хотел я не могу сказать… Но вынесло его на сушу, и я его там, на суше добил. Кстати, наша передовая команда рядом была, они сразу же приехали туда, но от самолета одни клочья. По инструкции должны были взять детали, на которых есть номер машины. В этом случае никаких споров не будет, все ясно. Старшим в поисковой команде оказался Гарустович, адъютант эскадрильи. Привез он парашют и лодку, снаряжение полное, рыболовные крючки, и еду всю. Американский летчик все это с собой возил.
У американцев лодка сама надувается, когда летчик выбрасывается. Привезли мне и пистолет погибшего летчика, здоровенный такой пистолетище. Калибра, по-моему, или одиннадцать с половиной, или тринадцать миллиметров. Ну, короче говоря, страшенное дуло. Да, и патронов к пистолету он прихватил. Поудивлялись мы пистолету…
Как только выдалось свободное время, нашли самую обыкновенную штыковую лопатку, воткнули ее в железнодорожную насыпь, которая была недалеко, и по очереди постреляли из него в лопатку. Впечатление было потрясающее. Никто не пробил лопатку…
Решили мы, что у этого пистолета начальная скорость полета пули, значительно меньше, чем у нашего «ТТ». Потом нашел я в какой-то китайской библиотеке, книгу на английском языке, там рассказывалось об американском оружии, и было написано, что этот пистолет оружие ближнего боя. А для поражения живой силы скорость большая не нужна, нужна большая убойная сила. Потом у меня этот пистолет начальство отняло. Все что привезли «для объективного контроля сбития самолета Ф-84»…

— А у наших летчиков, что входило в состав спасательного комплекта?

Ничего не входило. Не было, у нас не было никаких средств, для спасения, кроме парашюта. Парашют и личный пистолет «ТТ». Все.

— А шоколад? Еще там что-нибудь?

Никакого шоколада. Ничего не было. Никто у нас о летчиках не думал и не беспокоился никогда! Это еще с тех далеких времен, когда все самолеты были с незакрывающейся кабиной. Ведь летали же на «ишаках», летали на других самолетах. Просто козырек маленький, от ветра, что б в глаза не залепил дым.

— Но ведь были кротовые маски?

Кротовая маска от обморожения. Я тоже имел такую когда-то. Еще в 821-м полку, часто меня использовали как летчика связи, для передачи донесений в дивизию. Вот я и летал зимой с кротовой маской, больше ни у кого и не было ее. Я летал на «УТ-2». И однажды получил обморожение и долго, долго лицо было такое темное. И это долго чувствовал…

— Следы до сих пор вот есть у Вас тут на щеке.

Это от обморожения, не обгорание, а обморожение.

— Две победы в составе 821-го полка Вы одержали в течение двух дней: 20–21 мая, сбили двух «Сейбров». Помните ли подробности этих побед?

20 мая в районе Сакусю-Дэгуандонг на высоте 10 000 метров в бою с четырьмя Ф-86, я атаковал ведомого второй пары и с дистанции 400 метров открыл огонь, наблюдал взрывы в хвостовой части и последующее падение Сейбра. 21 мая в составе АЭ, в районе Бихен, на высоте 9 000 метров произошла встреча с 6-ю Ф-86 на равной высоте.

— А подробности Вы помните?

Как любят говорить космонавты: «Все штатно». Опять был скоротечный бой. Я с Ермолаевым закрутил последнюю пару Сейбров. Попался мне ведомый. Чаще всего именно ведомые попадаются, он отстал от ведущего и оказался у меня в прицеле. Длинная очередь 3 пушек МиГа, и он в раю. Это был восьмой сбитый мной американский самолет. (20.05.52 г. – в этот день только Забелин сбил одного Ф-86, других побед за день не было. Поэтому можно точно сказать, что в этот день он сбил Ф-86А №49-1255 из состава 336-й аэ 4-го иак. Пилот этого «Сейбра» Джон Лейн также пропал без вести. 21.05.52г. наши лётчики заявили о трёх победах над Ф-86. Американская сторона признала потерю двух своих Ф-86 из состава 4-го иак и одного Ф-84. Один из американских историков относит победу над Ф-86Е №50-0689 из состава 334-й аэ на счёт Забелина. Пилот этого Ф-86 Чарльз Керр попал в плен. И. Сеидов).

— Создалось впечатление, что «Сейбры» безнаказанно ходили и били на взлете и на посадке как хотели? С ними пытались бороться?

В принципе Вы правы. Одни «Сейбры» прикрывают в каком-то районе свои истребители-бомбардировщики. А часть их приходит на блокирование наших аэродромов. И все время висят вблизи, посмотришь, и действительно, как Савицкий говорил:
— Вот они болтаются! Почему они там?
На двенадцати километрах. Восьмерками туда-сюда ходят.

— А барражирование над аэродромами Вы не пробовали?

Конечно, но у нас сил не хватало. Их же было значительно больше.

— Вы «Сейбры» визуально как-нибудь различали по окрасу?

В большинстве «Сейбры» были темноватого цвета. А когда ближе подойдешь, то видны желтые полосы вокруг фюзеляжа. Были «Сейбры» и совершенно белые, блестящие, серебристые, только с завода, что ли … На солнце сверкают, глаза устают.
Я однажды из-за непривычной окраски «купился» здорово, попал впросак. Если коротко: мы возвращались из района Пхеньяна, ходило два полка, и третий поднимался в воздух. Задача была: противодействовать большой группе, в составе которой идут бомбардировщики. Прилетели мы, бомбардировщиков никаких там не было. Развернулись у Пхеньяна, 494-й полк шел впереди нас, группа наша распалась после разворота. Мы с Ермолаевым прошли над Пхеньяном, посмотрели, что от него осталось… Картина - потрясающая все в пыль, даже больших камней не осталось на месте города… Ну и пошли мы домой… Смотрим, выше по курсу идут две восьмерки, белые, блестят на солнце, как наши «МиГи». И мы даже не усомнились, решили, что - это 494-й полк и решили их догнать - хотелось пристроиться к ним, вместе с полком прийти. А Ермолаев никак не может ко мне подтянуться. Да и высота у них большая, больше двенадцати километров. Мы ниже тысячи на две были. Я стал ругать Ермолаева:
— Да подтянись же ты? Ну что ты там тянешься?
А на большой высоте трудно догнать и еще труднее затормозить. Вижу: стал подтягиваться Ермолаев, я говорю:
— Ну, пойдем теперь выше.
Стали подниматься. И подходим в упор, и тут глазам не поверил! У всех под плоскостями написано: «USAF».
«Как же так? Это не 494-й полк?» И я уже не знал, куда же мне деваться, и встал между ними. И тут у меня уже появилось желание ударить по ним. А меня выносит вперед, скорость большая. И я самолет забираю выше, выше и уже к соседу в кабину сверху смотрю. А ведущий левой восьмерки отвернулся от меня. Смотрит, куда-то вниз, в сторону залива. И никак не повернется. А я не могу его в прицел поймать, я чуть выше… И вдруг, видно ему сказали, те, что были справа. Он в огромном расписном шлеме повернулся и оцепенел, а я на него смотрю с расстояния 10 метров. Я такого выражения ужаса на лице никогда в жизни не видел! Вся эта восьмерка, сразу влево, вторая восьмерка вправо, и в отвесное пике на море. Перепугали мы их насмерть. Попытался я что-нибудь сделать, ничего не вышло. Плюнул я, и мы ушли… Эх, если б Ермолаев не оттянулся, он бы этого ведущего срубил бы. Ой, как мы с ним поругались после возвращения…

— В составе 3-й эскадрильи погибли Шмагунов и Черников. Как они погибли?

Подробно трудно ответить. С Черниковым было так: он оторвался, шел один. Пересек реку Ялуцзян. Отклонился вправо почему-то, и аэродром у него с левой стороны оказался. Тут его атаковала четверка «Сейбров». Подробностей не знаем, видели, как выходила оттуда четверка «Сейбров». Не вернулся Черников. Потом долго, очень долго, его искали, в конце концов, останки нашли. Корея, страна гористая. Врезался он в сопку и остался там навсегда…
Со Шмагуновым другое дело. Это, по-моему, было 4-го июля, Досталось в этот день и нашей дивизии, и соседям. Потеряли и летчиков и самолеты. Американцы организовали большими силами налет на Супхумскую гидроэлектростанцию. Столько никогда не приходило. Говоряли, что прошло в общей сложности до двухсот пятидесяти «Тандержетов», и огромное прикрытие «Сейбров», тоже на сотни исчисляли. Зашли издалека с севера-востока и шли по долине реки между сопками. Там наших локаторов не было. И их прозевали…
Меня в то время в полку не было. Я был на отдыхе на Ляодунском полуострове. Подняли всю нашу дивизию и еще соседнюю. Я слышал, что в общей сложности они сбили не менее десяти наших самолетов. В том числе сбили и Шмагунова. Подробностей не знаю. В общем, в этом большом бою он погиб. Это, пожалуй, был самый тяжелый день за все время боев. А «Тандержеты» отбомбились, и вывели электростанцию на время из строя… (Налёт на военную академию КНА в Sakchu осуществляли 50 истребителей F-86 из состава 4 FIW и 51 FIW, а также 70 истребителей-бомбардировщиков F-84 из состава 49 FBG и 58 FBW. При отражении этого налёта участвовали все пять полков 190-й и 97-й иад. В результате воздушного сражения этого дня, было потеряно 11 МиГов, в том числе 10 самолётов потеряла 190-я иад и 1 самолёт 97-я иад. Американская сторона потеряла в боях с МиГами этого дня, два F-86 и один F-84. 821-й иап потерял в этот день три самолёта и одного лётчика – ст. л-та Шмагунова В.В. И.Сеидов).

— А кто еще из Вашей 3-й  эскадрильи был сбит в бою, но спасся на парашюте?

Что-то я не помню такого случая. Но видел, как сбивали, прямо над аэродромом, над нашими головами, летчика Пидунова. Но он из 256-го полка. Пидунов пришел, и не рассчитал на посадке, пошел на второй круг на высоте метров четыреста–пятьсот. Мы смотрели за ним с земли. Его атакует пара «Сейбров», бьет ведущий, но его выносит правее, он управляемую бочку делает и оказывается строго в хвосте у Пидунова. И бьет в упор. У Пидунова сразу задымил двигатель, и он катапультировался. Приземлился прямо на аэродром. (В составе 3-й АЭ 821-го иап были сбиты и катапультировались: л-нт Вязиков Г.М. – 25.03.1952 г. и ст. л-нт Никифоров М.В. – 4.07.1952 г. Пидунов Владимир Васильевич – старший лётчик 1-й АЭ 256-го иап, был сбит 4.05.1952 г., вернулся в часть. И.Сеидов).

— Вы не помните, были ли случаи, когда американцы вели огонь по парашютам наших сбитых летчиков?

Я слышал про такие вещи. Кто-то из управления полка у нас оказался в таком положении. Он катапультировался, и по нему «Сейбр» сделал два захода со стрельбой. По Сергею Крамаренко из 324 ИАД стрелял американец, когда тот спускался на парашюте, к счастью не попал. (Из управления 821-го полка в боях никто сбит не был, как и из управления 190-й иад. Видимо речь идёт о заместителе командира 494-го иап капитане Лавриновиче Борисе Васильевиче, который был дважды сбит в воздушных боях в небе Кореи и спасался оба раза благополучно на парашюте. И.Сеидов)

— По Вашему мнению, это, так сказать, пропаганда? Или это действительно такое могло быть?

Это не пропаганда. Были случаи и по другим летчикам стреляли.

— И наши тоже?

Нет. Наши нет. Мы считали это тяжким преступлением.

— Поисковые вертолеты и на сушу залетали? Кстати, Вам не приходилось встречать в воздухе американские поисковые вертолеты?

Вот те, наши передовые команды, которые ездили и разыскивали нами сбитые самолеты - они почти каждый день видели их. Например, в районе Сенсен наши сбили «Сейбр», американец недалеко от самого побережья катапультировался. Пришел вертолет и подобрал его на глазах у корейцев. Нам рассказывал штурман дивизии, он был несколько дней на передовом пункте управления, и наблюдал такое несколько раз. Вертолеты пытались сбить, но они быстро уходили.

— А наших сбитых летчиков, эти американские спасатели не пытались захватить?

Их основная задача была спасать своих. Но и такая задача, возможно, тоже ставилась: увезти советского летчика и показать его в ООН. И был такой случай, захватили нашего, где-то в районе Ансю, ближе к Пхеньяну. Но корейцы или китайцы отбили. И даже сбили вертолет. Он плюхнулся на землю, но наш летчик остался жив. Летчик не из нашего полка.
Был еще случай, когда в Андуне, не летчика, а просто офицера из наземного персонала попытались украсть. Вышел ночью из дома, и его схватили, возможно, это сделали корейцы, которые работали на американцев. Были и такие. Его даже через мост через Ялудзян, в районе Андуня перевезли в повозке с сеном. Вот такие попытки были.

— Часто ли бывали вылеты с подвесными баками?

В каждом вылете были подвесные баки. И их всегда сбрасывали… Был бой, не было боя, все равно всегда сбрасывали. И не только по причине выработки горючего… С количеством баков проблем не было, китайцы их производство наладили, но качество баков было ужасное. Керосин тек струями. От давления воздуха эти баки иногда просто разрушались.

— А как узнавали, что бак течет?

Товарищ рядом летит, он подскажет.

— Но если сбросить раньше времени бак, топлива может не хватить?

Вы правы. И с нулевым остатком топлива часто садились. И я однажды пробег закончил, срулил на дорожку, которая отводит от полосы, и двигатель остановился. Но это вовсе не из-за плохого бака, просто так обстановка сложилась.

— А показывали ли вам сбитых американских летчиков и обломки сбитых Вами самолетов?

Мне привезли обломки. Видел я и других, и хвостовое оперение, полностью отрубленное. Кстати, я нескольким «Сейбрам» отрубал хвосты. Это я своими глазами видел. Пушечный снаряд попадает в хвостовое оперение и делает так, как-будто так и было. Сбитых американцев нам не привозили, они были в плену у корейцев.

— Каково было отношение к противникам?

Сейчас, насколько мне известно, каждый год или почти каждый год собираются ветераны всех войн в воздухе. В Америку Пепеляев ездил. И еще кто-то. Там говорят, что ненависти у них к нашим летчикам не было. Они сбивали, только ради спорта. Навроде рыцарских поединков в воздухе.
А как я считал, и как считаю? Воспитывали как: американцы враг номер один. Этим все сказано.

— Во Вторую Мировую войну мы и американцы были союзниками. Вы летали и обучали летать на их самолетах. И после войны прошло всего пять лет, и вот эти Корейские события, они и Вы как враги. Мнение у Вас об американцах сильно изменилось?

Помню случай как в Отечественную войну, оторвался от строя четырехмоторный «Либерейтор»-бомбардировщик американский. По-моему, двухкилевой, я уже точно не помню. Заблудился он, и идет вдоль линии фронта, а мы в Дембице сидели на удалении четыре километра от линии боевого соприкосновения войск. Дежурное звено вылетело на «Як-3», командир звена, по фамилии Козин был. Быстренько перехватил его, догнал. Высота была, наверное, тысячи четыре, не больше. Быстро догнал, и мгновенно его сбил. У него отделился хвост, и начал падать, мы видим, я сам своими глазами наблюдал. И все мы стояли, смотрели, картинка интересная. Выпрыгивают летчики, смотрим парашюты, кажется, десять парашютов было, все они выпрыгнули. И приземляются они в расположение наших наземных войск. Козин отстрелялся и на посадку. (Козин Григорий Семенович, имел на счету 9 сбитых лично, упоминаний о сбитом американском бомбардировщике нет. Комментарий М. Быкова)
Кое-кому перепало, за то, что не могли определить, что это союзники. Ну, а спасшихся американских летчиков подвезли в нашу столовую, мы сразу стали грехи замаливать, а они в основном дружно улыбались. Обед тут устроили, всех летчиков наших собрали с ними. Они улыбаются, выпили, захмелели. И мы такими друзьями стали, просто водой не разольешь. Они рассказывали, откуда они, это понятно: Детройт, Сан-Франциско…

— Козин что, не видел, что это американцы были?

Никто не ожидал тут среди бела дня бомбардировщика, да еще американского. Все думали: «Что это такое? Дорнъе? Нет. Но уж не наш, это точно». Козин, конечно, от командующего войсками фронта маршала Конева получил взыскание - десять суток ареста.
В общем, их накормили, напоили, проводили и отправили. Короче говоря, был дружеский прием. Это был один вариант отношений.
А в Корее у нас мнение сложилось совсем другое. Мы знали, что развязалась страшенная война. И если по потерям сравнить, то на втором месте после Второй мировой войны. Погибло в общей сложности миллионы. Представляете, что это такое?

— А тогда знали про это?

Нет. Но мы тогда знали, что творится, что много уничтожили корейцев, китайцев. Беззащитных расстреливали. Они же доходили до границы Китая, на севере Кореи… А потом, когда их оттеснили, стало известно, что они использовали и биологическое оружие. Это на самом деле было. И в Корею, и в Китай забрасывали. Наши химики следили за этим. И никто не знал, чем это дело кончится… Могло ведь и Третьей мировой кончиться.

— В книге Игоря Сеидова «Красные Дьяволы в небе Кореи» — очень много интересных материалов. Ну, а, скажем так, вранье там есть?

Я не заметил вранья.

— Я думаю, такую оценку ветерана автору будет приятно услышать. Вернемся к Вашему отношению к американским летчикам.

Мое отношение все время было — это враги. Враги сильные. Был случай такой, я один рыцарский бой провел с американским каким-то асом. У него ведомый оторвался, а у меня Ермолаев ушел. Я ему приказал:
— Иди на посадку!
И один на один. И вот мы дрались на вертикалях. Я не знал, какая у него модификация, но он не уступал нисколько «МиГу» в скороподъемности. Это уже был с сильным двигателем, F или E, скорее всего. Да плюс у него, этот самый, как летчики называли, «дожег» или форсирование. Форсаж. А они когда надо всегда включают форсаж. И видно они у них не было «Валежки», как у нас на «МиГе».
И вот так я несколько раз с этим сошелся. Потом думаю: «Ну тебя, я пошел отсюда…» Не потому что я его боялся, а сам себя я уже затягал на этом пилотаже – у нас то костюмов не было, да тут еще к нему на помощь подошла четверка Сейбров. Я взял, да и махнул в облако большое и скрылся.

— Мы задаем этот вопрос всем ветеранам Кореи. Если Вы с американским летчиком, против которого воевали в Корее, встретитесь, руку пожмете ему? Овсянников сказал, что когда  к нему американцы приехали, он их просто выставил за дверь.

Сейчас могу. Тогда – нет.

— То есть сейчас уже злость прошла?

Да.

— Показывали Вам американцев, пленных американских летчиков?

Ни разу. Нашим людям было категорически запрещено дело иметь с американцами. Мы, мол, там не воюем, хотя все знали что воюем. Вышинский, между прочим, в ООН заявлял. Когда ему кричали, что там воюют советские, он заявил, и это исторический факт:
— Что такое американцы? Там есть французы, есть поляки, и т.д. Вот и в Корее воюют китайские граждане русского происхождения. Например, в Харбине, очень много русских.
Это правильно… Хотя и обидно.

— Встречались ли Вы с китайскими летчиками? Ваше мнение о китайских и корейских летчиках?

Мы встречались с руководящим составом китайских дивизий и полков, как правило, в столовой. В Аньшане, когда я принял 256-й полк, то на этом аэродроме стояла корейская дивизия на «МиГах». Мы выполняем боевую работу по защите Кореи и Китая. А они тренировались и учились. Если они нам мешали, мы могли в любой момент им запретить полеты.
И взлетать командир, дивизии генерал, мог только с моего разрешения, а я майором Советской Армии был в то время. И он называл меня по имени-отчеству, и говорит, сколько вылетов хочет сделать, время уточнял, в каком районе летать будут. В любой момент мы могли их посадить на землю. А в боях китайские летчики демонстрировали полное непонимание тактики. Американцы их десятками сбивали.

— Сравните достоинства и недостатки наших «МиГов» и «Сейбрами». Я знаю, что на большой скорости и на пикировании у «МиГа-15» происходила, как это называли летчики «валежка».

Да. Слабое крыло. Как только за девятьсот перевалило, так жди «валежку». Кстати, погибли на этой «валежке» немало летчиков... Но я не боялся «валежки», потому что я мгновенно реагировал рулем поворота…

— То есть, «давали ногу»?

Да, давал своевременно ногу и он из валежки выправлялся. Тогда я прибирал газ, уменьшал скорость.
А если о преимуществах, то главное преимущество - наш самолет был очень легкий. Это ему в плюс. Скороподъемность выше. Речь идет о самолетах «МиГ-15Бис». И мы на первых порах легко уходили от «Сейбров» вверх. Если «Сейбр» задумал вверх, то я его сразу крестил: «Дальше тебе жизни не будет!». Даже улыбка иногда появлялась у меня, думаю: «Вот дурашка! Куда ж ты полез! Тебе ж жить осталось три секунды…».
Самолет можно было улучшать. Движок сильнее поставить. Правда дело с валежкой до конца не выправилось, все равно она была. «МиГ-17» меньше боялся этой валежки. Но появился еще недостаток при пикировании: большая просадка самолета, во время выхода из пикирования. Огромная - в тысячи метров.
Итак, к отрицательным качествам можно отнести: такое явления как «валежка», большую просадку самолета на выводе из пикирования, и очень плохой вираж.
Я уже говорил, что с земли видно, где «МиГ» пошел, где - «Сейбр»… Даже на земле. Бой идет где-то на высоте там девять–десять километров, а ты тут видишь, кто есть кто… У них за счет предкрылков вираж был отличный, и пикирование за счет выпуска воздушных тормозов. Отвесно, просто отвесно пикирует. Энергичному маневрированию им помогал и противоперегрузочный костюм, которых у нас не было вообще. Потянешь, а у тебя все затягивает пелена перед глазами.

— А Вы в кабине «Сейбра» бывали?

Сбитого, да. Его к нам на аэродром привезли.

— Это не тот, который в Москву был отправлен?

Один был в Москву отправлен, но это еще до моего прибытия туда произошло… Говорят его Пепеляев сбил. Рядом сбитый сел на рисовое поле, остался цел, так, помялся немножко. Его привезли на аэродром, и в кабину мы лазили и ощупывали. Оборудование — нашему далеко. А прицел? Ну что говорить: у нас прицел допотопный был. У них кинопулемет стоял, а не фотокинопулемет, как у нас, рассчитанный только на короткую очередь. У них на пленке видно, сколько пуль попало, в какую часть самолета нашего, «МиГа»… (Видимо речь идёт о подбитом 13.05.1952 г. самолёте командира 51-го иак полковника Walker M. Mahurin, который совершил вынужденную посадку на северокорейской территории и попал в плен. Самолёт Махурина был привезён на аэродром Аньдун, где его и осматривали лётчики из разных полков 64-го иак, позже его переправили в одно из НИИ под Москвой И.Сеидов).

— А наша пушка «37» миллиметров и две «23». Как Вам они?

Вооружением я доволен. А вот боезапас — маловат.

— Вы сказали, что стреляли длинными очередями. Что в Вашем понимании длинная очередь?

Длинная очередь — это выпустить до полбоекомплекта за одно нажатие.

— А Вы как, считали секунды или как? Как вот Вы считали?

По трассе чувствуешь. Не точно, примерно знаешь — это длинная очередь. Никогда я не пользовался короткой очередью. Я навел командира эскадрильи Лазарева на «Сейбра» почти в упор и говорю:
— Стреляй длинными… Только длинными!
А он: «пух», «пух» и все. Снарядов мало выпустил, недостаточно. Тут разрубить надо… Вооружение наше хорошее, позволяло в брызги разносить противника. При условии грамотного применения, конечно.

майор Лазарев каэ-3 821 иап, Забелин (справа)

— Ваше мнение о шести крупнокалиберных пулеметах «Сейбра»?

Шесть пулеметов и скорострельность сумасшедшая, но по нашим понятиям, слабоватое оружие. Сбитие даже при попадании совершенно не гарантирует. Были случаи, когда девяносто пробоин привозил летчик. А один даже больше ста, буквально изрешеченный вдребезги самолет. Но он прилетел и сел, правда, не на аэродром, а в стороне от аэродрома, на какое-то поле, но жив ведь остался!
Ну, кому предпочтение отдать? Нашему вооружению, особенно если бы боезапас увеличить… А вот прицел все же лучше у них был. Я себе так идеальный самолет представляю: МиГ-15Бис с увеличенным боезапасом, механизацией крыла и прицелом от «Сейбра».
Когда началась эта война, то американцы стали улучшать самолет с буквально первых же дней. Все время что-то новое появлялось. Во-первых, система защиты хвоста. Система предупреждения - такой маленький локатор. К нему стало непросто подобраться, только встал в хвост — у него и гудок, и лампочки горят… И он еще не видит тебя, но начинает маневрировать. Хотя вот в том случае, когда я первого сбил, возможно, он и не опомнился, а просто поскольку загорелась лампочка, то крутанул и съехал вниз. Знает, что вниз «МиГ» не догоняет его. Ну, тут он ошибся…

— А какие обычно боевые приемы американцы применяли против Вас? И какие ответные меры вырабатывали наши летчики?

Мы ходили как в Отечественную войну, широким фронтом, с расстоянием между самолетами, по интервалу до ста-двухсот метров. Это для того, что бы лучше видеть и заметить, когда противник атакует.
Не собирались они в такие кучи, но точно и во-время приходили последовательно группами в заданный район. И когда идет восьмерка или звено, идут довольно-таки плотно. И район отлично все знали. Кроме всего прочего, у них каждый крупный населенный пункт и характерный ориентир на местности имел какое-то прозвище для краткости.
Один заливчик они называли «сосиска». Они такие вульгарные названия давали, но зато быстро запоминающиеся. Мы потом хорошо знали.

— А Вы их радиопереговоры слышали?

Мы их слушали. Например, как у нас: «Впереди, — выше, группа «Сейбров» столько-то. Слева». Кроме этого, вдобавок еще безобразно ругались матом, на весь белый свет. На всю Корею, до Японии. Там такие чудеса закатывали. А их переговоры короткие: «На двенадцать часов, превышение». Коротко. Как будто лай какой-то: «Раз» и кончили говорить. Всем все понятно. Они наказывали летчиков, за лишний треп. И говорили только ведущие групп, а рядовые летчики не имели права говорить. В целом, они грамотнее пользовались радиообменом.
Ну, что в тактическом плане? Допустим, они идут «кишкой», восьмерка, за восьмеркой, на определенной дистанции, в какой-то заданный район. А не растопыренными пальцами как у нас. И это не стесняет в маневре отдельные группы. В любое время они могут восьмерками и разойтись. Маневренность при таком, почти кильватерном строе, если на этот язык моряков перевести, лучше. А мы же, на первых порах и несли потери, только за счет громоздкого, бестолкового строя.
Я Вам про разговор с Красовским рассказывал. Мы старались и в эскадрильи, и в полку вытянуть такую «кишку», похожую на американскую… Это колонна. Когда эскадрилья за эскадрильей идет, звено за звеном. И они изучили наш боевой порядок, и считают: «Одна эскадрилья, вторая проходит…» И на третью сваливаются. Все, кто тут есть вокруг и около, все бросаются…
А мы третья эскадрилья, нам всегда больше доставалось. Тогда мы с командиром полка, по-моему, Дмитрюком порешили, что мы будем ходить не только восьмерками, а и четверками. И всегда, почти всю эту войну в 821-м полку, я летал замыкающим. Самым последним. И на почтительном расстоянии, сзади. И вот тут они покупались. Кинутся шаблонно на вроде последнюю нашу группу… А тут мы подходим. И дело дошло до того, что даже не четверкой сзади шли, а всего лишь парой, я с Ермолаевым иду, и как только я их атакую, они разбегаются сразу: «Что такое? Почему не так?»

Ермолаев, Забелин (справа)

— Вы сказали, что свой боевой опыт предыдущие летчики Вам не передавали - они уже уехали, но когда Вы прибыли туда, хоть какую-то вводную дали?

Когда мы в эту командировку, на эту войну прибыли, то с нами встретилось руководство дивизии, и из корпуса были люди. Рассказывали общую обстановку, о наших соседях и прочее. Говорили там и о наградах. Красной Звездой там вообще не награждали. И нам официально объявили во всеуслышание: за три любых сбитых самолета, представление к Ордену Красного Знамени… За пять сбитых самолетов — к Ордену Ленина. За шесть сбитых — к званию Героя Советского Союза. Ну, мы посчитали, что это будет соблюдаться.

— За эту командировку, что Вы получили?

Один Орден Ленина. Хотя представлялся командованием к «Красному знамени» и «Герою Советского Союза». «Героя» мне без объяснения причин так и не присвоили.

—  То есть за девять побед Орден Ленина и все?

Ленина и за один сбитый давали, и колхозницам за надои…
К 20-и летию победы, в 1965 году представляли ветеранов войн к различным наградам. В том числе и званию Героя Советского Союза. Меня Совет ветеранов Ленинградского военного округа, с подачи командующего воздушной армии, повторно представил к награждению, Единогласно проголосовали. Характеристики от командира дивизии, от командующего 76-й воздушной армии и прочие документы собрали. Но не прошло.
А меня еще в Корее командир дивизии полковник Корнилов представлял и подписывал командир командир корпуса Лобов. Был такой горячий день у нас в этой войне, были и наши потери, и мне досталось в этот день основательно. Мы возвращаемся из Кореи, подходим к аэродрому своему. Горючего в обрез. С горючим особенно плохо у Ермолаева, потому что он ведомый — ведомый всегда расходует горючего значительно больше, чем ведущий. На подходе я говорю:
— У нас горючего мало, обеспечьте посадку.
В ответ:
— Высылаем звено на прикрытие посадки…
И называют фамилию. Звено вылетает и, никто не знает куда девается.
Тут на нас набросилось две восьмерки «Сейбров».
Завязалась отчаянная драка… Одна восьмерка атакует нас двоих с Ермолаевым, И я вижу, что еще восьмерка висит выше. Ходят и ждут. Я запрашиваю командный пункт:
— Где помощь? Нам надо садиться! Они съедят нас, обязательно!
Ответа нет. Ну, я не выдержал, и стал материться на весь белый свет.
— Высылайте помощь! Иначе катапультироваться придется.
Дело табак! Ермолаев, говорит:
— У меня уже лампочка горит!
Я ему командую:
— Немедленно на посадку! Под меня!
И он скользнул под меня, и в пикирование ушел. Они его уход не заметили, упустили, и стали гонять меня. Делал я несметное количество косых петель, каких угодно. Как только на петлю полезу, они отстают. Ну, там долго не просидишь, скорость теряется, сваливаюсь и опять. И опять они бьют. Стреляют со всех сторон. Я смотрю, летят трассы с левой стороны, не снопы, а все пространство огоньками ихними заполнено. Тут я вспомнил, что самолет «МиГ-15» неплохо скользит, и я дал правую ногу… Они бьют слева, по очереди. Пара бьет, пара прикрывает. Уже сил никаких нет сопротивляться… Ну, тут я еще запустил в командный пункт как следует. Обматерил их, слышу, Ермолаев уже сел.
Я давлю на правую ногу, самолет скользит. Видно их прицел этого скольжения не учитывает. Но трасса к левому крылу подходит все ближе. Ну, все, нет сил никаких, посмотрел я на катапульту, взглянул куда хвататься рукой, решил - катапультироваться. И вдруг впереди заметил, где-то на высоте примерно четыре тысячи метров, небольшое облако. Очень странно, что в этот день была ясное небо, и вдруг такое совсем маленькое кучево-дождевое облачко. И я в него. А они все стреляют. Просвистел, выскочил, никого не вижу. Соображаю, как я буду без горючего садиться. Развернулся в сторону аэродрома, смотрю, куда мне планировать. Выскакивают два «Сейбра», которые меня били. Они меня потеряли в этом облаке. Они отлично соображают, что мне на посадку на аэродром идти…
Ну, я до того освирепел на них, что забыл про горючее, про все… Ведомый, как уж он это почувствовал, не знаю, отвалил и исчез, Остался один ведущий. Ну, думаю: «А тебя я убью! Сам в живых не останусь, но тебя убью!» Вписал его мгновенно. У меня скорость была большая. А он ходит с меньшей скоростью, ищет, где я появлюсь. И я ему как дал очередь, так он на краю аэродрома завалился. Развернулся я, сел, в конце пробега, чуть срулил с рулежки и двигатель остановился. Вот такая история. (Предположительно, это было в бою 02.04.52 г., т.к. указано, что вёл бой в районе аэродрома Мяогоу. В этот день по данным американцев, они потеряли один F-86 и ещё 4 F-86 получили повреждения разной степени тяжести. Можно предположить, что часть из них затем просто списали на запчасти. Интересно, что о троих из них ничего неизвестно, ни кто пилотировал, ни о их судьбе. Один был сбит, но его спасла ПСС ВВС США. И.Сеидов).
Командир дивизии, командир корпуса Лобов, был в это время на своем КП, и все слышал, в том числе и мой мат. На разборе этого боевого дня был Лобов, командир корпуса, командир дивизии, командир полка, были и все летчики полка.
Стали разбираться, нашу четверку, поднятую на прикрытие вел Бадрудинов. Оказалось, вылетевшее звено ушло куда-то на север. И никто не держал связь с ними.

— Он перепутал? Или он струсил?

Скорее всего, струсил. Потому что он отлично слышал, что творится тут, как я матерился, и что Лобов все время вмешивался в радиообмен. И кричал еще:
— Где четверка? Где четверка?
Струсили определенно. Не только у меня такое мнение было. Обещали их наказать, но не наказали. И тут уже после разбора боев летного дня, Лобов сказал во всеуслышание:
— Командир дивизии! — Подскакивает Корнилов. — Немедленно подготовьте материал на представление майора Забелина к званию Героя Советского Союза!
По-моему, у меня уже восемь сбитых было.

— Майора или капитана?

Майора. Эта ситуация сложилась в конце моего пребывания в 821-м полку. Уже собирались перевести меня в другой полк на вышестоящую должность. В общем, я уже оказался майором. И вот он и говорит:
— Немедленно представьте материал на майора Забелина. Шифром!
«Шифром» – это очень существенно. Была такая практика представлений на присвоение звания Героя, и раньше, в других дивизиях. Командир дивизии или командир корпуса представлял шифром командующему всей группировки войск, генералу Красовскому. А оттуда шифром в Москву посылали. И присваивали звание Героя на второй–на третий день. И никаких бумаг…
Это услышал полковник Корнилов, командир дивизии, он вроде ко мне относился хорошо. У него возникло чрезмерное желание помочь мне:
— Товарищ генерал, — Есть! Будет сделано! — А потом говорит. — Товарищ генерал, мы представили Забелина уже к двум наградам! На ордена: Красного Знамени и Орден Ленина. Но ответа не получили.
Лобов задумался:
— Ну и что?
— Нам бы хотелось, чтобы он получил хоть один–два ордена, а потом уже представим к званию Героя. Только уже не шифром, а оформим все бумаги и отправим в Москву.
Почему-то ему захотелось сказать именно в этот момент, я не знаю. Не думаю, что из-за какого-то злого умысла. Но они вроде так и сделали. Но когда организация Ветеранов разбиралась с повторным представлением, из управления кадров в Министерстве обороны по этому поводу им пришел ответ, что они материал на присвоение звания Героя не получали, и наградили Орденом Ленина. А Орден Ленина якобы считался высшей правительственной наградой. Понимаешь, что вышло? А вышла подмена и несправедливость. И все это дело заглохло… И после этого, переписка длилась еще долго. Долго оправдывались… Несколько лет длилось и все кончилось ничем...

—  Вам очень обидно, что Вам звание Героя не присвоили?

Конечно. И тогда и сейчас. Я знаю, что если бы присвоение состоялось, и в моей карьере военной в определенный момент мог бы произойти скачок. Я, вплоть до ее расформирования командовал 229-й дивизией… Потом долго исполнял обязанности командира 1-й гвардейской дивизией истребителей-бомбардировщиков, которая была в городе Лиде Белорусского военного округа. Мне тогда кадровики сказали, что готовят документы на присвоение мне звания генерала, ведь я уже закончил военно-воздушную Академию. Если бы у меня была звездочка Героя, наверняка бы это состоялось. Жизнь у меня совсем другой была бы, изменилась бы существенно и в карьерном росте, и материально — я уже столько лет получал бы генеральскую пенсию. Еще была бы и доплата за звание Героя. Сейчас большая доплата - двадцать пять тысяч. Каждый месяц двадцать пять… Считаю, что я заработал, и не было бы у меня сейчас проблем от болезней полученных на двух войнах, не нужно бы было платить за кардиостимулятор...

— Лобов в 1993 году заявил во всеуслышание, что наши летчики в Корее, в общей сложности наколотили тысячу сто семь американских самолетов. И действительно столько, или приписки были? Ваше личное мнение?

Мне известно, что американцы считают, что они больше двух тысяч сбили. Они писали книжки и все в один голос твердили, что они выиграли ту воздушную войну в Корее, со счетом десять к одному. Кричали, что на один сбитый «Сейбр», они по пятьдесят «МиГов»… Потом они уменьшали соотношение вплоть до один к семнадцати, когда наши заявили, что на тысячу сто семь ООНовских самолетов имеется реальное подтверждение.

— Сейчас и по Отечественной войне идут споры. Историк Михаил Быков, на основании результатов многолетней работы в архивах, утверждает, что нашими истребителями в Великую Отечественную войну, было сбито порядка десяти тысяч вражеских самолетов. А Ваше мнение?

Было принято считать, что мы сбили примерно шестьдесят тысяч немецких самолетов. Но я знаю, что приписанных и наспех записанных было больше, чем официально подтверждено. Знаю по общению с летчиками и с руководством многих полков. Особенно много ошибок было тогда, когда средств объективного контроля на самолете не было. Не было же фотокинопулеметов, таких, которые появились на «МиГах-15»… Поэтому, основными подтверждениями были или свидетельские показания летчиков, которые видели как падал самолет, или как упал и взорвался, и результаты поиска наземных групп, которые искали сбитых на земле. И едет представитель в наземные войска, и решает полюбовно этот вопрос. Приезжает со спиртом… Спрашивает:
— Ну, братья славяне, — Вы бой с участием наших летчиков тогда-то помните?
И выдадут ему любую справку… И всем морально как-то даже легче становится - вроде отомстил… Это я знаю точно.
В Корее ситуация была совершенно другая. У нас были фотокинопулеметы, хотя они были и не совершенны. А главное были постоянно назначенные наземные поисковые команды. И нужно было найти помеченный заводским номером какой-то агрегат от самолета. Вот тогда тебе поверят и запишут. Зачеты эти были очень строгими. Сомнения учитывались в сторону противника. Хотя я про своих сбитых могу сказать – уверен на 100% про четверых: «Тандерджет», два «Сейбра» упавших у аэродрома, и последний «Сейбр», пилот которого катапультировался у меня на глазах. Но вообще с подтверждениями попроще было – боев, таких как в Великую Отечественную, не было.

— Насколько я слышал, фотокинопулемет не давал права на победу, он давал право утверждать, что попадание было...

Ну, я не знаю… Видели снимки? Вот они лежат. С самолета № 233. Это мой «МиГ-15Бис».

— Ну эти Ваши снимки не вызывают сомнений.

Жаль, что пленка очень короткая. Ведь важно не только какое было взято упреждение, но и что потом произошло…

— А фотопленок Вашей 190-й дивизии, почему-то в архивах нигде нет? Их уничтожили?

Я не знаю дальнейшую судьбу этих пленок. Везти сюда ничего нельзя было. Мне никто эти пленки не давал. Я нашел лишь кусок своих пленок. Некоторые ничего не привезли…

—  Вы сказали, что все сбитые Вас были сбиты на виражах?

Когда я рассказывал летчикам сменяющей нас дивизии, из Баку, кажется, 97-я (97-я иад убыла в Союз одновременно с лётчиками 190-й иад, так что речь идёт о 216-й иад, которая прибыла из под Баку в августе 1952 г. И.Сеидов), я им сказал:
— Как ни странно, что в основном я сбивал самолеты на виражах.
Но какой вираж? Меня никто не заставил бы биться на устоявшихся виражах. Тогда он, если я ввязался бы, быстренько оказался бы у меня в хвосте. Когда я бил на вираже, ну я чувствовал и знал, и они это знали, одно спасение на вираже, они могут уйти. Я это себе зарубил на носу, что они хорошо знают свою технику, и уверены. И все знали, что вираж на «Сейбре» значительно лучше, чем у «МиГа». А американцы, естественно, не только знали, и они пользовались этим. И еще: если невыгодная ситуация, уйти переворотом в отвесное пикирование, «МиГ» тоже не догонит его. Я понимал, что они обязательно будут пытаться применять эти приемы в бою. И ждал момента, когда он закрутит вираж. Вот я его догоняю, как правило, это бывает, когда он чуть выше. Средства обнаружения в задней полусфере у них они отлично работали. Этот маленький локатор, работал примерно до двух километров. Сигнал, предупреждает летчика, что сзади противник. А я буквально чувствую, что он получил сигнал-предупреждение и сейчас потянет на вираж. Ему больше делать нечего. И я стараюсь упредить его, пока он еще только раскручивается. Ну, первая часть его виража … Дальше будет бесполезно, и я его брошу и уйду куда-нибудь вверх, или в сторону —  куда мне выгоднее в этот момент.

— Направление виража было какое-то определенное?

По-разному, и влево, и вправо. Мне нравился левый разворот, как-то сподручнее. И как только это проходит, я его вписываю в прицел и начинаю стрелять. Я уже говорил, что до автоматизма довел использование этой подвижной сетки прицела.

— Вы наблюдали попадание своих снарядов в самолет противника? И падение этих самолетов?

Неоднократно наблюдал. И попадание и падение. И если бьешь, «под ноль четвертей», тогда снаряды в сопло двигателя идут или в хвост попадают. И ошметки от него летят прямо в тебя. Иногда даже инстинктивно пригибаешься, думаешь, что залетит. Но были и такие случаи, когда результата стрельбы не видишь. Но видишь, как он задымил или как он падает. Вот так первого я сбил. Раз, перевернулся на спину, потом — стал падать на крыло. Плашмя и пошел вниз. И на первых порах он не просто падает, а кувыркается.

— Ну, это мы потом так сказать, их отдельно подсчитаем. И дальше такой вопрос. Может быть, Вы видели пилотов тех самолетов, которые Вы сбили? Это вот как они катапультируются? Или на парашюте опускаются?

Вот буду о последнем сбитом рассказывать…

— Вы одного только видели, да?

Вот такого, я видел одного. Вот этого последнего. И как он катапультировался. Его подбросило, на каких-нибудь там, наверное, десять–двадцать метров выше самолета. Несколько раз он перевернулся вместе с сидением. Потом стал падать. Но затрудняло наблюдение, я боялся столкнуться с его самолетом. Поэтому я отжимал правой ногой от него и держал ручку, что б, черт его знает, что у него оторвется, что нет.

— Ну вот Вы подробно рассказали, как Вы сбили первого. Подробно рассказали, как Вы сбили «Тандержет». Как-то так прошлись, когда Вы в один день два «Сейбра» завалили. Итого мы насчитали…

Ну вот когда двух я сбил в первом вылете, тут я видел, просто по фюзеляжу бью, попадаю по фюзеляжу его. И вот отлетают султанчики такие, как будто по пыльному мешку бьешь палкой какой-нибудь тяжелой. Вот такое же явление я наблюдал и на втором обстрелянном мной самолете в том бою. Дистанция не превышала 200 метров.

— То есть в один день Вы сбили три «Сейбра»? Притом два в одном бою? Или как?

Да тут два вылета было, в первом вылете мне второго сбитого не засчитали. Потому что по расчетам у меня не должно было бы хватить снарядов на второй… Сидела комиссия, долго заседала. Потом объявили, что второй самолет мне не засчитан…

— А как же тогда подтверждение фотокинопулемета? И наверняка, наземные команды привезли деталь с этого второго сбитого самолета? Или как?

Да черт его знает. Мне сказали, что второй самолет не засчитан, по той причине, что они провели тщательные расчеты. И у меня на второй самолет не должно хватить. Вроде я на первый все израсходовал. А на второй могло и не хватить. Вот так!

— А Вы не вспомните, когда это было?

6 апреля 1952 года, в первом вылете утром.

— Ну, тогда давайте будем считать, и этот не засчитанный естественно.

Я его не считаю.

—  Когда Вы все, сколько у Вас побед было в 821- полку? Все девять?

Нет, восемь.

— Когда Вы перешли на должность командира полка в 256-й, ну исполняющий обязанности, у Вас только одна победа была?

Да. Потому что я перешел туда, под самый конец командировки, в июле. Я только два вылета сделал.

— Ну, вот про которого, над аэродромом сбили, Вы говорите он восьмой, да? Или седьмой?

Второй.

— Расскажите подробней о последней победе?

Мне кажется, было двадцатого июля, во второй половине дня. Можно в летной книжке уточнить. Полк сидел во второй готовности. Взлетает ракета, летчики попрыгали в самолеты. Двигатели техники запускают, и быстрый взлет полком. Взлетаю с Ермолаевым, за нами все три эскадрильи. Уже в воздухе уточняют задачу: «На деблокирование аэродромов Мяогоу и Аньдунь»

—  После того как Вы взлетели, встали в круг, собирая группы?

Нет. Уже на маршруте догоняют. Это называется «построение на догоне». Я иду с пока небольшой скоростью, пока не взлетит последний, и не соберутся эскадрильи. Выстроились все и идем строем, только тогда увеличиваю скорость. Я впереди, вместе с первой эскадрильей шел.

— И за какое время всеь полк взлетал?

Полк взлетал, по-моему, минуты за четыре.

— А как делились, кто на какой аэродром пойдет?

Пока не делились. Потому что я слушаю информацию с Мяогоу, там наша дивизия стояла: над обеими этими аэродромами «Сейбров» много, что-то до шестидесяти… На всех высотах они барражировали, блокировали эти наши аэродромы.
Ну мы шли прямо на Мяогоу, еще до подхода… Набрали высоту полком, двенадцать тысяч. Для боя, больше высоты не надо. Но мы должны были оказаться выше. Соображаю: если они на всех высотах, значит, могли быть и на этой высоте. И я не прямо пошел на Мяогоу, а зашел правее и пошел над морем, на небольшом удалении, из кабины вижу где наш Андуньский аэродром. Я решил начать атаку над своим аэродромом. Они видно получили информацию, что подходит большая группа — наш полк это двадцать четыре самолета. Разведка у американцев хорошо там работала... Они все контролировали. Выходим, и я решил атаковать сверху и снижаясь до малых высот полком. Когда подходили, я заметил группу самолетов «Сейбр» ниже, и восьмерка была на нашей высоте. Они не в плотном строю шли, а вытянутыми звеньями, в развороте в сторону Мяогоу. Я дал команду:
— Атакую!
И стал атаковать первую четверку. Весь полк в колонне пошел за мной. Я подтвердил:
— Атакуйте! Атакуйте всех, кого можно!
А сам устремился за этой четверкой. Одна пара отвернула вправо, и пошла вниз. Они могли уйти куда угодно. Или в сторону аэродрома или, скорее всего, я думал, они ушли вправо на море. Я нарушил воздушное пространство, то, которое нам определено было, взял и зашел специально на залив… Я знал, что они на море нас не будут искать на первых порах. Осталась пара в развороте левом. Мне в качестве цели больше понравился ведущий, он и ближе был, я все время пристрастие к ведущим испытывал. Это обязательно был лучший летчик, его нужно сбивать в первую очередь. И с дистанции метров примерно пятьсот, я его уже вписал… Он плавно разворачивался, и я дал очередь, примерно, на треть боекомплекта. Он сразу же, как-то задрожал, двигатель у него задымил. Сначала белые такие шлейфы стали из двигателя вылетать у него. Я понял, что попал ему, туда куда надо — двигатель у него поражен. Он крен убрал и стал идти по прямой. Ну дальше у него стали вылетать клочки белого дыма из двигателя. Впечатление такое, что он стал останавливаться — у него резко упала скорость. Ну а у меня скорость была больше, и я сблизился с ним на дистанцию триста метров и дал ему очередь, из всего, что было у меня. И продолжал сближаться с большой скоростью. Подумал: «Как бы мне не столкнуться с ним? Где мне проскочить лучше?» И решил, что пройду чуть правее его с небольшим превышением. Отворачивать стал правой ногой… Со скольжением в сторону от него. И в этот момент он катапультируется. Я выше него был, каких-нибудь метров десять, наверное, не больше. Чуть выше и справа. Вижу: вылетает в разрисованном шлеме. И вылетает выше меня, ну метров, наверное, может на десять–пятнадцать выше, и сидение сразу начинает отделяться. Летчик несколько раз перевернулся и полетел вниз. Я еще проследил за ним, видел какое-то время. Где он, куда может упасть. А «Сейбры» быстро разблокировали аэродром и ушли в сторону моря. Мы там остались хозяевами. Все вернулись благополучно, наших никого не сбили. Потом мне привезли данные об этом летчике. Его корейцы поймали за рекой Ялуцзян. Там был лагерь для военнопленных летчиков. Попавшие в плен отвечали на стандартные вопросы. Вот его ответы переслали нам. Привезли мне, и я читал. Образование у этого летчика, по нашим меркам, высшее. Он работал в какой-то крупной фирме, вроде бы самолетостроительной. Ему показалось, что зарабатывает он мало, и он решил подзаработать. Для этого пошел учиться на летчика-истребителя. Налетал он больше четырехсот пятидесяти часов в общей сложности и попросился в действующую часть. Заключали контракт с Министерством обороны на сто боевых вылетов. У них были крылья и другие формирования ВВС США, пополнялись они постепенно из колледжей и училищ одиночными экипажами, с которыми заключали контракт, и, по-моему, не на время, а на число боевых вылетов в течение какого-то времени. Конечно, он стал зарабатывать значительно больше. И получал доплаты и за сбитые, и за вылеты в воскресенье, и за вылеты в праздники, в том числе и религиозные. У них своих праздников достаточно. И за возвращенные подвесные баки, если он их обратно привезет. Кстати, было два чисто алюминиевых подвесных бака. И если их сбрасывали, эти они не разбивались, все-таки у них оперение какое-то есть и они не просто отвесно падали. Вмятины после падения получали. Вот за этими баками охотились корейцы и китайцы. Это чистый алюминий, и из него местное население делало посуду, и они и сами пользовались, и торговали ей. Я не знаю, на что шел материал сбитых самолетов, там ведь дюраль, но баки, говорят, были даже не дюралевые, а алюминиевые, мягкие. И за сбитых летчики премии получали. Сколько за сбитых, я не знаю, но получали. В индивидуальном порядке они получали отпуск. Но не с выездом в Соединенные Штаты, а в Японию. Там они отдыхали, и не на своих базах, а где хотели в Японии. Хоть в Токио, хоть где угодно и как угодно. Кстати, вот как он действие нашего вооружения описывал: первый мой снаряд разорвался сразу за кабиной пилота и вышиб все управление рулями и двигателем, кроме того, было повреждено кресло, и ему с трудом удалось катапультироваться. Вот что я узнал тогда об этом летчике. (20.07.52 г. наши лётчики заявили о 4-х победах над Ф-86. Американская сторона признаёт потерю двух своих Ф-86 и повреждении ещё одного Ф-86. Однако Забелин упомянул, что сбитый им в этот день пилот Ф-86 попал в плен, так что это достоверно был Патрик Эллис из состава 16-й АЭ 51-го иак, который единственный кто попал в плен в этот день. И.Сеидов).

— Ну а имя Вы этого летчика не запомнили?

Имя не запомнил. Но у меня записано было и имя, и все остальное…

— А записи эти не сохранились?

Нет. У меня забрали их. Если б тогда сообразил, что это надо будет, я бы записал куда ни будь еще…

— Вот. Ну, вот теперь опять вернемся к вопросам. О Ваших победах мы выяснили. Так что Вы назвали сколько: первого, «Тандержета», который над аэродромом седьмой и последнего, итого — четыре. Ну, которые точно, прекрасно помните.

Да, я описал сбитие всех самолетов – 8 Сейбров и один Тандерджет.

Ну вот, Игорь такой вопрос задает:
«Какие боевые приемы Вы применяли в бою против «Сейбра»? При каких условиях было выгодно применять тот или иной маневр? А какой нет?» Ну, это понятие настолько растяжимое, поэтому я не знаю.

Боевой прием? Это конечно растяжимое понятие. Мне нравилось, например, когда я оказывался немножко ниже них. Потому что я знал, что он будет делать в этой ситуации. Если он учуял, или ему подсказали, что я ниже, он обязательно ползет вверх. Это я говорю о следующих модификациях. Потому что они все время самолеты модернизировали, все время. Каждая новая серия, имела не только новое оборудование всего самолета, но и тягу двигателя больше. И если у первых тяга двигателя была две тысячи двести килограмм, то последние уже были за три тысячи шестьсот килограмм. А у «МиГа», к сожалению, меньше. Вот я и говорю, что в этой ситуации я чувствовал, что он полезет вверх. И чуть полез, только нос задрал и пошел вверх, я радовался, «сейчас тебя обязательно подловлю». И если ты кинешься вниз, я все равно успею подхватить тебя, потому что я уже готов. Так что мне больше нравилось, когда я чуть ниже, ну и чтобы сбоку, где-нибудь под две–одну четверть.

— А когда Вы к этому пришли? После скольких вылетов? Ведь не сразу же?

С первого сбитого самолета. Потому что мне понравилось, что когда я не мог его никак догнать, я то ли с досады, то ли схитрил… Не понял даже, как это вышло: я взял и вынес прицел вперед и чуть-чуть повыше, дистанция была большая, это где-нибудь до километра не меньше до него. И я когда выстрелил, то он страндартно повел себя, «с горы» ко мне приехал, я его подхватил и сбил. И вот с этих пор мне понравился этот вариант. Ну а приходилось вот такого как «Тандержет», там я никак не мог сесть ниже, потому что он от уровня воды, не более тридцати метров летел, хотел уйти как можно ниже и быстрее. Но, я его опередил, дал очередь, он понял, что не уйдет и начал правый разворот. А уж тогда, когда он начал больше разворачиваться, тут я сблизился с ним и не прерывая огня видел как куски полетели из фюзеляжа, отделился хвост, а затем оторвалась 1\3 правого крыла, и…

— Так крыло Вы, когда ему рубанули? Когда он в горизонтальном полете уходил? Или когда он уже в вираж встал?

Нет, он был в вираже.

— Треть крыла ему отрубили?

Да, правое крыло. Крыло отлетело просто, одна треть крыла, я даже удивился, что можно так отсечь, большой кусок, треть крыла. Просто отрубил ее. И он сразу вот так «раком» встал, его вынесло на сушу, где он упал и взорвался.

— А «Тандержеты» были со стреловидным крылом? Или с прямым?

С прямым.

— У Вас, судя по фотографии, по-моему, он со стреловидным?

Да нет. Кажется, если смотреть по передней кромке крыла. По задней четко видно, что крыло прямое.

—  А «Шутинг-стары»?

Вот их называли «крестами». Я ни одного «Шутинга» не видел. Слышал только о них…

— А как определяли, что вот, например, ну могли определить, к примеру, что это «Шутинг» и это «Тандержет»? Ведь стрельба на больших дистанциях? В упор особо не подходили?

Нет. При мне «Шутингов» никто не сбивал. Ни из корпуса никто не видел, их видно убрали или где-то они другими задачами занимались, в другом месте. Вот кстати, еще про одного…

— Секундочку, Вы вспомнили, кого сбили?

Это было 2-го апреля, мною был сбит Сейбр, ведущий пары «охотников» в районе Мяогоу.

— Какой по счету?

Да, второй по счету… Ну, короче говоря, было так… Была четверка «Сейбров» над нашим аэродромом. Над Мяогоу. Мы по команде возвращались с задания. Все заходили на посадку. Я, парой с Ермолаевым были в числе последних. А это звено, они рассредоточились на пары и летали не над самим аэродромом, а так на небольшом удалении. Короче говоря, это те летчики, которые вылетали на «охоту». Вот как раз это четверка была из них. И, в общем, я правее аэродрома выходил. Да, я парой. И правее аэродрома по посадочному кругу подходил. И слышим:
— «Сейбры»! «Сейбры»!
Кто-то там говорит на радио. Где? Что? Я понял только, что опять это те самые «Сейбры», которые приходят, атаковать тех, которые заходят на посадку без горючего. И они шакалили, ловили в такой ситуации, что сдачи не дать. И вдруг я обнаружил пару, правее и даже зенитки там, зенитные пулеметы стояли, и пушки стояли на краю аэродрома, начали стрелять. А потом, смотрю, пара эта на малой высоте несется. И вышло так, что мне ничего не оставалось. У меня горючего немного было, но я бы его, все равно бы стал атаковать. И я атаковал опять-таки ведущего. Потому что ведомый, как правило, отрывается, или сознательно уходит, или трудно сказать. Ну, в общем, парой редко во время атаки они там держатся. Короче говоря, сходу я его быстренько вписал и ударил. И он упал в двух–трех километрах от аэродрома нашего.

— У всех на глазах? Все видели?

Да. Это именно, я считаю, что это те шакалы, которые прибыли на охоту сюда поживиться. Это, кстати, не тот же случай, про который я раньше рассказывал.

—  А летчик?

Летчику конец был, ничего не осталось от него. И не надо было подтверждений никаких. Вот это ответ на тот вопрос, о попытке «охотников» сбивать нас при посадке и взлете. При посадке чаще им удавалось. Потому что бдительность теряется, ты уже видишь свой аэродром, полосу, вроде я уже дома, и вроде как меня уже не имеют права сбивать. А вот когда я посмотрел, как сбили штурмана 256-го полка, майора Колмансона. Его сбили на глазах у всего нашего полка. Мы уже были на земле. Недалеко там от нашего места отдыха, вот. А полк этот, 256-й, пришел с задания. Одним из последних садился Колмансон. И вот они его, уже почти на выравнивании, мы увидели атаку. Уже близко, думали, а может он успеет сесть. Но он не успел. И где-то метрах на пятнадцати они рубанули его. Он закачался, закачался и рухнул, разлетелся на куски. Колмансон, он парень был ничего, хороший летчик...

— Когда Вы перешли с повышением в состав 256-го полка, кто был у Вас штурманом полка?

Штурмана полка я не помню. Я, честно говоря, не помню. Зама у меня не было. Командира полка у меня не было. Были командиры эскадрилий, и нач. штаба…

— До Вашего прихода полк не очень удачно воевал в небе Кореи и нес большие потери. С чем это было связано?

Думаю что что с руководством полка, а точнее с командиром полка. Командир полка Герой Советского Союза, Семенюк разложился. Ему почему-то показалось, что раз он командир, то волен все что угодно делать. Началось все с того, что два или три раза он возвращался с вылета с закопченными пушками. Все думали, что: «О, герой!». Поясню: пушки закопченные, значит, он стрелял. А технари издали, еще при посадке уже видят состояние пушек, и знают, был ли бой. При этом он еще и говорит, что сбил. Но никакие объективные данные не подтверждали это. Интерес у него к боям пропал… Потом появились ощутимые потери: сбивали наших на взлете и посадке. Это тяжело, когда тебя бьют на взлете или посадке. А ты ничего сделать не можешь. В бою хоть сделаешь какой-нибудь маневр, куда-нибудь уйдешь, нырнешь, или что-то еще… Многое в бою зависит от летчика. А тут, что? От тебя ничего не зависит. Ты заходишь без горючего. Американские охотники - «Сейбры» охотно применяли этот прием нападения при взлете и посадке, и не только против 256-й полка, это было в 821-м полку, в Мяогоу. И он запьянствовал. Слухи о поведении командире полка, и до нас доходили, до 821-го полка. О том, что он пьянствует. А уж когда повредил себе руку и просто не мог уже работать, стал вопрос о его замене. Короче говоря, он развалил полк, основательно. Через некоторое время сообщили, что командиром полка назначен какой-то полковник, из Подмосковья. Раз назначен, значит едет, и будет командовать, а я буду заместителем. Но его нет и нет. Несколько запросов было, он так и не приехал.

— В августе месяце 256-й полк потерял несколько самолетов. Но к счастью, все летчики спаслись. Эти потери были связаны с атаками «Сейбров» охотников над нашими аэродромами?

А почему в августе? Мы же в августе уже убыли оттуда… (В августе месяце 1952г. 256-й иап потерял два самолёта: были сбиты лётчики Мандровский и Халитов – оба благополучно катапультировались. И. Сеидов.).

— Вы рассказали про Вашу последнюю победу 20 июля 1952 года. После этого что, не было вылетов и боев?

Были. Но мы оттуда перебазировались с полком в Дапу, был еще такой аэродром Дапу. На нем раньше стояли китайцы и корейцы. Оттуда китайцев убрали. Вот, вылет этот был 20-го, ну а буквально через несколько дней мы перелетели в Дапу… Он был не очень далеко от Андуня.

— Какой из аэродромов был лучше оборудован и удобнее?

Я считаю, что это Дапу. Там были длинные рулежки для рассредоточения. В общем, самолеты после боевого задания рассредоточиваются на солидном расстоянии от полосы. И заправка там была сделана лучше. И кругом горы, и туда даже подобраться-то и то было непросто.

— Мне многие летчики говорили, что на Дальнем Востоке из-за того, что кругом сопки много катастроф происходило. А в Китае, там сопки не мешали, на посадку заходить? Или на взлете?

Например, в Андуне с одним стартом заход с моря и с реки, устья Ялуцзяна, там открыто, свободно. А в конце аэродрома, там где размещался и летный состав, и командующий пункт, и командира дивизии, и командующий пункт корпуса. Вот с того направления были сопки, но не очень высокие. Чаще и садились и взлетали с одним курсом со стороны моря и реки Ялуцзян.

— А где лучше бытовые условия были?

Когда мы стояли в Мяугоу нас возили во дворец…

— А расстояние между Мяугоу и Андунем, какое вообще?

Ну, наверное, километров десять–двенадцать.

— То есть и со всех аэродромов вас всех возили во дворец?

Нет, с Андуня нет, не возили. Только с Мяугоу.

— Вы говорили, что вас, ночью возили. Какое время это было? По времени сколько там? Месяц, два, три?

С самого начала: февраль, март, апрель.
Дапу - лучше всего и оборудованный, и стоянки, и заправки, и питание. И тогда, когда мы сели туда, там стояли корейцы.

—  С корейцами общались в Дапу?

Да нет. Мы там недолго были. Мы не успели к ним привыкнуть, они к нам. Что меня по настоящему поразило, это приближался праздник их вооруженных сил. Они готовили для Ким Ир Сена подарок – собаку. Специально закормленную, черненькую, кучерявую. Солдаты, под присмотром офицеров таскали ее на руках. Им не давали бегать, ходить по земле. Почему? Потому что они тогда потеряют свой вкус. Вот в этом Дапу я это увидел.

— Так, ну а теперь давайте, ну на счет питания мы, по-моему, с Вами в прошлый раз выясняли?

Жили мы в каком-то красном корпусе. Я сейчас не могу точно сказать, сколько там было два или три этажа. Ну, такой прямоугольный, длинный.
Вот там жили, ночевали мы, когда нас не беспокоили. Вывозили не каждую ночь, но довольно часто, особенно когда получали данные, что будет налет или идут сюда «Б-29». Тогда нас безоговорочно вывозили и прятали. Приезжали с аэродрома, питались в этом корпусе, в столовой. Там нормальные условия были. Как следует, питались, даже с выпивкой, по сто грамм полагалось. Ну, кто хотел, тот мог и больше. Но, летчики-то в большей частью не пользовались такими благами.
Если никаких вывозов и нашего прятания не было, то выезжали, в летнее время, где-то часа наверное, в четыре утра выезжали на аэродром.
А возвращались вечером, когда стемнеет. Ну, стемнеет там часов в восемь. А утром, в часа четыре, мы уже в пути на аэродром. На аэродром, там наверное километра четыре, может быть, быстро приезжали. И там, где мы находились, столовая была, готовили всю пищу. Мы там и завтракали, и обедали, и этот самый второй… Полдник, да. Все там ели. Только приезжали ужинать. Повара были в основном китайские, в корпусе. Китайцы там все готовили. И ты мог есть, когда тебе захочется, и что хочется. Там все буквально есть, вплоть до изысканных блюд. Шоколада навалено со всего света тоже. Сортов, наверное, пятнадцать, с разных стран. И английские, и французские, индийский, японский, американский. Какой хочешь шоколад, в любое время. Некоторые жаждущие до шоколада, собирали его, набивали себе карманы. Думал, наверное, увезти в Россию что ли. Ну, короче говоря, вскоре и они отказались копить этот шоколад, собирать его.
Дальше, где мы отдыхали. Вылета нет, во второй, в третьей готовности. Там были самолетные ящики, большие, длинные и даже составлены несколько ящиков, где мы постоянно отдыхали. Нет вылета, по какой-то причине погоды, то противника нет, и прочее. Там в этих ящиках устроены нары по всей длине, вдоль одной стены нары. Там какие-то матрацы, я уж не помню, закрыты они сверху были каким-то материалом, таким прочным. И вот там мы валялись весь день, когда не летали. По части культуры, смотрели мы кинофильмы. В других ящиках, тоже в таких больших ящиках, смотрели фильмы. Но, к нашему сожалению, там было всего два фильма. Один «Волга-Волга». Это миллион раз смотрели уже все. Ну, все-таки шли опять. Наизусть изучили эту, «Волгу-Волгу». Был еще какой-то, но он исчезал, этот второй фильм. И эти самые, выпуски знаете как перед картиной, у нас всегда киножурнал… Выпуск новостей, пятнадцать минут. И мы так поддерживали связь с Родиной. Показывали что в Москве, в Ленинграде…

— А газеты привозили?

Газеты… Я, может быть, раза два и был в каком-то из ящиков этих, лежали, неизвестно какие, в общем, я находил газеты, китайские, но на русском языке. Наших не было газет совершенно. Вообще не было. Только китайские, на русском языке можно было и на китайском языке.

—  То есть замполиты получается, не работали?

Развлечений в свободное время больше не было никаких.

— Футбол? Волейбол?

Футбол был категорически запрещен. Потому что летчик мог получить травму. Летчик был на вес золота, некем его было заменить. Поэтому командиры исключили такой спорт.

— А домино? Карты?

Домино было, но на домино много желающих не было. Летчики в основном молодые домино не особенно.

— Так чем в свободное время занимались? Спали что ли постоянно?

Спали, валялись, рассказывали. Было еще одно развлечение — обезьяна. Мартышку эту звали Мартыном. Рассказывали, что когда разбомбили в Пхеньяне зоопарк, звери оттуда разбежались, и какой-то наш старшина из команды по поиску самолетов нашел эту обезьяну, в предсмертном состоянии. Привез, вылечил, откормил, стал ее хозяином. Она только его и слушалась. Причем он, даже не скажет ей, а только посмотрит сурово, и она уже с поджатым хвостом сзади его стоит. А когда его не было, у этого зверька наступал полный разгул. На построении мартышка обязательно тут как тут. Стоит на правом фланге, или ходит и всех подряд дергает за штаны… Всех обойдет…. Или, лежим мы в ящиках из-под самолетов, отдыхаем, он обязательно приходит к нам. Никто его, в общем, не обижал, но и иметь с ним дело не очень хотелось. Были правда и такие, кому нравилось с ним дело иметь. Но до того противное животное! Он видит тебя насквозь, он знает, как ты относишься к нему. Если ты его не любишь, недолюбливаешь, он тебя обязательно дернет за ухо, а то и укусить может. Лежим рядами. Ходит от летчика к летчику. И вот он зайдет с одной стороны и идет от одного и до конца. К по каждому обязательно пройдет, прямо шагает по тебе, заглядывает тебе в глаза. Берет за ухо, подержит и смотрит. Если ты его боишься, он над тобой издеваться начнет. Обязательно! Обязательно «выкурит», уйдешь сам, убежишь из этого самого ящика.
Однажды на построении его отогнали. Он разозлился, вскочил на корпус радиостанции потом на высокую металлическую антенну. Антенна шатается, радиостанция барахлит. Кто пытался прогнать его, он разозлился, и стал антенну трясти. Кто-то догадался, дали напряжение в антенну, как он взвился оттуда, заорал дико, шлепнулся на землю, ударился здорово и как рванул, и исчез. В этот день мы его не видели.
Ну, в общем, вот так развлекались, от нечего делать.

— Сколько платили нашему летчику за победы в воздушном бою?

Нам объявляли: За сбитый «Сейбр» или «Тандержет» будем получать в Союзе по полторы тысячи рублей. А за бомбардировщика, говорили, две тысячи. Бомбардировщиков нам не пришлось сбивать.

— Вы получили положенные деньги?

Когда вернулись, получили. А зарплату платили так: двадцать пять процентов от той зарплаты, которую я получаю в Союзе, переводят в юани, и платят здесь. Я такие деньги получал.

— А когда уезжали, куда Вы эти юани дели?

Истратили все до единого. Поехали в Андунь… Я там в магазинах был всего лишь два раза за время всей командировки. Там барахла было всякого, со всех концов света. Нам тогда понравилось: идешь по улице, с обеих сторон низкие магазинчики. Нас сразу видят, и понимают, что если мы прибыли, значит, мы будем покупать. Как только подходишь, хозяин вскакивает, дверь открывает. Заходишь, садишься за столик, подают чай или кофе. Сидишь с хозяином разговариваешь. Говорит на ломаном русском, но все отлично понимает. А продавец показывает товар, а ты сидишь и смотришь. Нам понравилось и потом мы повторно приезжали и покупали огромные чемоданы, их называли «Б-29». Тогда в моде были дорогие китайские шубы. Из какого меха, трудно сказать. На оставшиеся деньги я купил жене шубу и кое-что из барахла. Хотел я купить малокалиберную винтовку, но мне как раз подарили. На построении полка, командир полка вручил мне за какой-то вылет, который ему понравился, винтовку малокалиберную Чехословацкого производства. А с дарственной табличкой. Ее потом отобрали. Милиция пристала. Ходили по пятам за мной, где только я не служил. И здесь в Питере отобрали. Они стали досаждать без конца. Надоело, и я отдал им.

— Ваша оценка китайских и корейских летчиков?

Корейских летчиков я в деле не видел. Была дивизия корейская, двухполкового состава, под командование генерала, фамилию я не помню его. Хотя знал. Я с ним общался не раз, не потому что он мне был нужен, а я ему нужен был - я был там начальником авиагарнизона в Аньшане. И мы летали на боевые задания, а они только тренировались. Ким Ир Сен, в дело ее не пускал. По той причине, что, ее бы разбили в короткий срок в клочья. Он держал эту дивизию, чтобы сохранить хоть какие-то военно-воздушные силы. Была еще и одна бомбардировочная дивизия, на китайской территории в другом месте, где-то далеко. Они летали, по-моему, на «Ту-2». А китайцы сидели с нами на наших аэродромах.

— С вами в одних вылетах они участвовали? Или они отдельно летали?

Они отдельно взлетали. Отдельно садились.

— А если их зажимали, на помощь звали?

Нет, если были в воздухе наши самолеты, то нас просто перенацеливали. Их били нещадно. Однажды я наблюдал один вылет, целого китайского полка. Они только пересекли реку Ялудзян, шли еще с набором, а их уже подхватили «Сейбры» и начали сбивать, одного за другим. И все из-за их тактической неграмотности. Летать-то их учили, а для чего? Он знал, отлично знал, что американец на «Сейбре», враг номер один. И он предназначен для уничтожения его. Должен любой ценой убить. Вот и все что он знал… Я говорю о молодых летчиках, пролетарского происхождения, Мы называли их «рикши». Были у них несколько старослужащих летчиков, еще Чанкайшинского периода, тех, что симпатизировали Чан Кайши, несмотря на это их взяли, так как летчиков не было. Они имели приличный налет. Но, насколько мне известно - так нам говорили: у молодого летчика, старослужащий летчик был ведомым. Он прикрывал молодого, молодой предан Мао Цзэдуну, а потому ценней.

— Сколько боевых вылетов Вы совершили? И сколько воздушных боев провели?

«Произведено боевых вылетов семьдесят два. Воздушных боев провел тридцать девять. Сбитых самолетов девять.». Десятого не считаю. Из них восемь «Сейбров» — «F-86». И один «F-84» — «Тандержет», реактивный истребитель-бомбардировщик. Боевой налет на «МиГе» там, за это время составил, шестьдесят часов.

— На тридцать девять боев девять сбитых, впечатляет… 

According to Operational Summary No.00202 of the 64th IAK Headquarters in Andung, on July 20, 1952 between 1612-1620 hours, Maj. Zebelin's group (256th lAP), flying at an altitude of 7,000 - 13,000 meters over the Uiju/Bikhen region, engaged a total of 24 F-86s in separate groups of four. Maj. Zabelin shot down one F-86E, No. 15/24001, which crashed 12 kilometers southeast of Sinanju. The pilot of the F-86E was killed and the aircraft completely destroyed.

Conclusion: CILHI could not identify an F-86 with the registration number 15/24001. 1Lt. John C. Ellis Jr., for example, who was shot down on July 20, 1952, flew F-86 No. 492828. The Russian side of the USRJC should be asked to clarify this case.

http://www.aiipowmia.com/koreacw/mockbacole01.html

В соответствии с Итогами боевых действий №00202 64 иак, штаб в Андуне, 20 июля 1952 г. между 16:12 и 16:20 группа майора Забелина (256 иап), летящая на высоте 7000-13000 м над районом Уйжу/Бикхен перехватила 24 F-86 в отдельных группах по 4 самолета. Майор Забелин сбил один F-86E №15/24001, который упал в 12 км к юго-востоку от Синанджу. Пилот F-86E был убит, и самолет полностью разрушился.

Вывод: CILHI (Central Identification Laboratory, Hawaii - Центральная Лаборатория Идентификации, Гавайи)

© Oleg Korytov, Konstantin Chirkin, Igor Zhidov 2007